Потом я их повстречал в 2002 году на ДонКоне, где довелось даже поговорить. Но самое парадоксальное, что они так и остались для меня одним человеком — Генри Лайоном Олди — и никуда от этого не денешься. Они были едиными в двух лицах и я воспринимал только одну сущность, а не две. Поэтому, когда я брал это интервью, у меня складывалось впечатление, что я веду разговор, пусть и по Интернету, с одним человеком, а не с двумя. Потому хотелось бы представить это интервью разговором не с Громовым и Ладыженским, а с Генри Лайоном Олди. Отсюда и маленькая просьба к читателю, воспринимайте как Генри Лайона Олди как одну личность, а не две. Хорошо?

-В июне этого года вышел ваш новый роман «Шутиха». Реакция читающей публики была достаточно разнообразна. Одни утверждают, что роман удался и Олди, как всегда, на высоте. Другие кричат о том, что уважаемый сэр Генри Лайон исписался и роман — простая халтура. Есть, конечно, и те, кто придерживается золотой середины и говорит, что в принципе неплохо. Интересно, а что вы ждали от читающей публики в этот раз, когда готовили этот роман? Ведь, если вспомнить ваши первые произведения, то, по-моему, почти никто не кричал, что это халтура...

-Ошибаетесь. Чтобы убедиться в ошибке, достаточно посмотреть подборку отзывов о любой книге Олди — такие подборки есть на нашей авторской страничке в Интернете. Начиная с 1996года, когда мы начали серьёзно публиковаться, реакция читателей на новую книгу (включая самые первые...) всегда расположена в диапазоне от «Шедевр!» до «Халтура!», со всеми промежуточными вариантами. Более того, мы считаем это признаком качества книги, — когда мнения крайне полярные. Даже однажды, в шутку, для самих себя, собрали короткую подборку мнений по каждой книге из самых противоречивых отзывов. Так что итогом выхода «Шутихи» в свет вполне удовлетворены. Чего ждали от публики? Нам проще сказать, чего мы ждали от самих себя. Примерно два года назад мы вдруг почувствовали, что за Олдями прочно закрепилась определённая ниша — этаких мифотворцев, в декорациях различных мифологий ставящих костюмированные, яркие спектакли. Косяком пошли письма: «Ацтеки! Чукчи! Египет! „Манас“ „Джангаром“ ждут вас!» На самом деле, в «Чёрном Баламуте» или «Одиссее...» социального было не меньше, чем в любой из наших последних книг, они насквозь были социальны, равно как и «личностны» — но через призму истории и мифологии это не всегда и не всеми замечалось. И у нас возникла острейшая потребность вырваться из сложившегося круга, как у волка из флажков облавы, ограничить «фантастичность», костюмированность текстов до минимума, на своей шкуре попробовать новые формы, новые приемы и методы. На первый план вышло осознание того, что «механизм функционирования души человеческой» — он стократ важнее луковых одёжек антуража, в которые порой рядится, порой остается в штанах и рубахе, а бывает, что и торчит на площади нагишом, ежась от холода и нескромных взглядов. Да, мы прекрасно понимали, что это снизит тиражи и отпугнёт часть народа. К сожалению, есть целый ряд прекрасных собеседников — тонких, умных, чувствующих и переживающих, — но им отказывает зрение, если спектакль не костюмированный. Такая вот «куриная слепота». Одень мысль в доспех или камзол, дай ей шпагу или посох — всё чудесно. Но если мысль или чувство одеты, как мы с вами... Если это камерный спектакль, когда на сцене два стула и стол, актёры в будничных костюмах, и хочется говорить на полутонах, не повышая голоса и, отпустив осветителя со звукооператором, пить водку, если разговор «кожа к коже», без посредников: Его Величества Антуража, Их Высочеств Экшна и Драйва, Светлейшего Князя Сюжетинского и прочих высокопоставленных особ... А уж эти эксперименты с формой подачи материала и вовсе не поощряются любителями многотомных саг. Что ж, мы знали, на что идём. Предложение изменений — риск однозначный... Вот по поводу «Шутихи» один написал: «Стёб и беспроблемность!», а другой: «Серьёзная, суровая и, главное, очень своевременная книга». Кому верить? — Себе. Делай, что должен, и будь, что будет. Мы пишем то, что хотим и так, как хотим. Иначе у нас не получается. Лабрюйер сказал: «Книга — зеркало. Если в неё заглянет баран, трудно надеяться, что обратно выглянет ангел». Возможно, новые Олди многих не устроили. Но иначе мы не могли — остаться в прежних, популярных и востребованных рамках для нас значило заплесневеть, утонуть в автоштампах и почить на лаврах, покрываясь тяжкой бронзой. Это скучно. Это смерть. А мы живые люди.

-Не смотря на то, что было уже сказано, всё равно спрошу: не собираетесь ли вы продолжить эксперименты с мифологией, как делали это в начале своей писательской карьеры, и написать роман, например, по ацтекской мифологии?

-Только тогда, когда увидим, что в состоянии сказать что-то новое, невысказанное нами раньше. И в области содержания, и в области формы. «Доить тему», плодя клоны автоштампов, даже если эти клоны предсказуемо популярны и востребованы массой читателей, — не для нас. Творчество — поток изменений. Живёт себе скромный автор. Повезло в жизни — есть у автора читатель, выходят у автора книги. А жизнь коротка, хочется попробовать и то, и другое, и третье: роман, рассказ, пьесу, фентези, мейнстрим и хоррор, «прозрачную» прозу и «поток сознания», сказку и быль... Автор пробует. Ему, автору, иначе плохо: он меняется, а всё застывшее — мертво. И вот приходит к автору уважаемый друг Читатель. И поклонник «Бездны голодных глаз» в середине девяностых сетует, что надо бы автору писать что-нибудь вроде «Сумерки мира возвращаются», в рамках прошлой статистики, а никак не «Путь Меча» или «Герой должен быть один». А потом, в конце девяностых, огорчается уважаемы Читатель (в самом деле уважаемый! Без малейшей иронии...), что вместо «Путь Меча против Мессии дисков» автор зачем-то написал «Нам здесь жить», «Чёрный Баламут» или «Я возьму сам». Зато уже в начале XXI века... Мы меняемся. С каждым днём. Мы хотим пробовать, ошибаться. Находить, делать и видеть, что это получается, а это — нет, и надо пробовать заново. Тогда мы чувствуем, что живём. Да, прекрасно знаем, что у «Пути меча 2» исходный тираж будет много выше любой новой, неожиданной книги — хотя бы потому, что сейчас время сериалов. Не загоняйте нас дважды и трижды в одну и ту же реку. Даже из самых лучших побуждений — не надо. Вечное Вчера — не самое лучшее место для жизни.

-Если же говорить о том, с чего началось ваше творчество, то хотелось бы услышать о том, как всё началось, что было первым произведением, как вообще пришла в голову идея писать вместе.

-Первый раз мы встретились и познакомились в литературной студии Дворца пионеров. Потом пересеклись в школе каратэ — Годзюрю. В Харькове, между прочим, очень сильная школа с давними традициями. Олег был тогда стажёром- инструктором, а Дмитрий только пришёл заниматься. Ну а потом, спустя некоторое время, Дмитрий Громов принёс в театр- студию «Пеликан», которой руководил режиссёр Олег Ладыженский, свою пьесу. Пьеса была фантастическая. Называлась «Двое с Земли». Пьеса к постановке принята не была, но Дмитрий остался в театре уже в качестве актёра, играл, в частности, Вагу Колесо в спектакле «Трудно быть богом». Так дело и пошло: Олег ставит пьесу о Франсуа Вийоне, а Дмитрий играет одного из поэтов при дворе Карла Орлеанского; ставится «Обыкновенное чудо» — Дмитрий играет Первого министра... Полтора десятка спектаклей в общей сложности. Параллельно Олег писал стихи, драматургические произведения; Дмитрий — фантастические рассказы, оба начали обмениваться текстами и комментариями, ожесточённо спорить, потом выяснили, что из споров рождается если не истина, то хотя бы новые тексты. Следом возникла идея о соавторстве. День рождения собственно Олди — 13 ноября 1990года (кажется, пятница), когда был написан первый совместный рассказ «Кино до гроба и...», про вампиров: они захватывают в Голливуде киностудию и снимают там кино. И им это очень нравится. Нам тоже нравится. Поэтому пишем в соавторстве и по сей день.

-Интересно, а как появился столь любопытный псевдоним? И было ли подписано уже первое произведение этим псевдонимом?

-Наша самая первая публикация — апрель 1991-го, рассказ «Счастье в письменном виде», томская газета «Красное знамя» — был издан под реальными фамилиями авторов. Да и потом часть рассказов в периодике выходила точно также. Когда у нас возникла перспектива более серьёзной публикации, пришлось задуматься над тем, чтобы писатель хорошо запоминал авторов. Неплохо быть Кингом — коротко и звучно. А вот Войскунского и Лукодьянова, извините, пока запомнишь... Иное дело Стругацкие — хорошо запоминаются, потому что братья. Или же супруги Дяченко, отец и сын Абрамовы... А мы не братья, не супруги, не отец и сын... Поэтому решили взять какой-нибудь краткий псевдоним. Составили анаграмму из имён — вот и получился Олди. Правда, после этого возмутился издатель: «Где инициалы?!» — иначе не писатель выходит, а собачья кличка. Мы-то публиковались в одном сборнике с Каттером и Говардом, и без инициалов — как без галстука! Мы взяли первые буквы наших фамилий — вот вам и Г. Л. Олди. Ну а когда издатель совсем замучил, требуя выдумать нормальное «Ф. И. О.», мы на основе опорных букв наших фамилий составили имя — Генри Лайон. Ах, если б знать, во что это выльется... Олди-то запомнился, литературная мистификация пошла в полный рост, начались досужие сплетни: кто такой, откуда взялся? Если иностранец — почему цитирует Гумилёва? Ушлый англичанин сер Генри помалкивал, народ бурлил, а книги пописывались и почитывались. Со временем мосты сами по себе сгорели, да и издатели-читатели привыкли. Склонять начали: «Олдя, Олдей, Олдями...» Однажды, когда Дмитрий Громов брёл себе в одиночестве, за спиной послышалось — «Глади, ребята, Олдь пошёл!» А ведь пошёл...

-Как появился сам термин «философский боевик»? Признаться честно, когда я его в первый раз услышал, то не поверил своим ушам.

-Поскольку это определение мы придумали сами (критики его позаимствовали позднее), то и смысл вкладываем также свой. Если вкратце: совмещение динамики внешнего сюжета (интрига, «приключения тела», событийный ряд, сюжетность, поведение героев) с динамикой внутреннего изменения концепции (психика героев, мироосмысление, идейно- концептуальный стержень). Или ещё короче: совмещение противоположностей, которые, как известно, и без нас близки. А как уж это получается, судить не нам.

-Какие произведения мировой литературы вам нравятся? Назовите, скажем, пятёрку самых любимых.

-Мы не в состоянии расчленить собственные вкусы. Всё. От «Колобка» до мифов Древней Греции. От Вийона до Басе, от Сапфо до Гумилёва, от Шекспира до Желязны. Здесь нет пунктира, рейтинговой таблицы и окрика конвоира: «Шаг вправо, шаг влево — побег...» Мы отнюдь не двигались в своих предпочтениях из пункта А в пункт Б по относительно прямой линии. И сегодня интересна «Курочка Ряба», и в школе были интересны «Махабхарата» или Бредбери. Есть некая территория, где нам знакомы овраги и перелески, ручьи и озёра, места для шашлыков или ночлега. В эти места мы возвращаемся раз за разом, всегда находя что-то новое, включая в себя новые места. Мы меняемся и предпочтения вместе с нами: жизнь, в отличие от смерти, не есть застывший камень. Это ведь дурак твёрдо и навсегда уверен, что лучшие штаны — его собственные, а лучшая нравственность спит в его постели. Мы же — сомневаемся, ищем и пробуем. То есть процесс Творения внутри отдельно взятых Олдей не закончился — он продолжается, длится, и меньше всего по прямой. Как, собственно, и процесс творения вокруг оных Олдей. Так что любим мы разное: начиная от Ильи Оренбурга и Михаила Булгакова — до трактатов о Кабалле, присланных нам под личный заказ из Иерусалима, от стихов Ахматовой до похабных частушек, случайно попавших в руки, от Толкиена и Говарда до Дяченко и Валентинова. И делать это по ранжиру не намерены.

-Какие авторы произвели на вас некоторое влияние, как на писателей?

-Этот вопрос без ответа. Или ответ займёт тысячу страниц. Ведь «Бибигон» Чуковского в своё время повлиял никак не меньше, чем Гессе — в свой время.

-Как вы относитесь в Интернету вообще и к Интеренет-библиотекам? Ведь известно, что многие писатели ратуют за их закрытие.

-Интернет воспринимается нами как хороший инструмент для работы и место для поиска нужной информации. К нормальным Интернет-библиотекам, тесно сотрудничающих с авторами, относимся хорошо, вступая в контакты разного рода. К «пиратам», которых не интересует мнение и позиция автора, самовольно присваивающим себе право распоряжения чужим текстом, — без энтузиазма и уважения. Пиратов — на рею. И не рекомендовали бы путать библиотеки с издательствами. В реальной действительности Интернет-библиотека — издательство. Потому что занимается тиражированием файлов, а не сдачей в прокат. Впрочем, это уже юридические тонкости.

-В связи с тем, что уже скоро должен появиться телесериал по мотивам книги Сергея Лукьяненко "Ночной Дозор«,интересно, не собираются ли наши киношники взяться за ваши книги и, скажем, предложить вниманию уважаемой публики сериал «Путь Меча» или «Пасынки Восьмой Заповеди»?

Начнём с того, что к нам ещё не поступало реальных предложений об экранизации. Возможно, кино- и телепродюсеры не считают Олди оптимальным материалом для кино. Или просто их не читают. Были кое-какие разговоры о сериале по «Пути Меча», но тут уж отказались мы. По поводу такого сериала мы в своё уже время высказались в романе «Дайте им умереть», и вообще — искренне не любим сериалы. Так что когда (если) поступят соответствующие предложения — тогда мы и сможем сказать что-то определённое. Сами же активных действий на этом поле не предпринимаем. Для нас куда важней та книга, которую мы пишем в каждый данный момент. Поиск продюсера в «самостоятельном режиме» мы не считаем увлекательным или ценным настолько, чтобы отставить книгу и начать заниматься авто-кино-менеджментом. Впрочем, на белом свете масса тонких, умных, опытных режиссёров. Но мы не уверены, что серьёзный фильм «Герой должен быть один» или «Нам здесь жить» сможет быстро окупиться. А для продюсера окупаемость — всё-таки один из главных критериев.

-И в заключение, что бы вы могли посоветовать молодым авторам, которые только-только входят в писательские ряды?

-Много работать. Для себя — не для конкурсов, отзывов или рецензий. Не спешить показывать результаты, переделывать по сотне раз. Много читать и отнюдь не только фантастику. Пробовать разное. «Ревновать к Копернику», замахиваясь на невозможное. Не плодить фанфики к Говарду, Толкиену, Желязны и Лукьяненко с Олди — «выбирайтесь своей колеёй», как однажды пел Высоцкий. Начинать с рассказов, а не многотомных саг.
И не отчаиваться, если вас не спешат издать.
Удачи!

Гарри, г. Ростов-на-Дону