Жена архитектора

Оцените материал
(11 голосов)
- Ой, барышня, вот вы и приехали! – тараторила Фрося, помогая Кассандре выйти из экипажа. – Давайте накидку вашу. – Кэсси развязала ленту, стягивающую толстый дорожный плащ и с облегчением бросила его на руки горничной. - Тепло у нас, натоплено. Вас ждали.
- Да, вроде, и не холодно, на улице-то, - Кэсси с наслаждением вдохнула свежий осенний воздух, пронизанный золотыми нитями заката и запахами имения. Вслушалась в привычные с детства звуки.

- Барин распорядились. Говорят, дочь приедет с юга, а она к теплу привычная. Пока  освоится на родине-то, кабы не простудилась.

- Ну, смешно право, - Кэсси улыбнулась суетливой служанке и обняла её. – Как же я рада видеть тебя, Фрося! Если б ты знала только,  как я скучала по тебе за границей!

-  Да знамо ли дело, барышня? Поди столько чудес повидали, что житьё-бытьё-то наше и вовсе ерундой покажется никчёмной. – Фрося мягко высвободилась из объятий молодой госпожи, виновато пряча глаза. – В баньку не хотите ли с дороги? Натоплена с утра.

- Нет. Позже может быть. Что комната моя? Готова?

- А как же! Готова! Всё, как вы оставили. Батюшка ваш хотели было переселить вас в правую горницу, что подле флигеля, да мы все отговорили. Ваша-то хоть и маленькая, да светленькая и окна -  в сад. Барин согласились подождать вашего приезда, а там уж решить.

- Ладно, Фрося, спасибо, - Кэсси прервала её обильный словесный поток и, придерживая юбки, заторопилась к широкой белой лестнице, ведущей к парадному входу в дом. Меж красных клёнов и облитых золотом лип он напоминал огромный старый корабль, невесть как заброшенный вглубь страны, где и не пахло морем, но от этого не менее величественный. Стоящий в старом саду на вечном приколе он выглядел так, словно в любую минуту готов отправиться на подвиги в любое штормящее море.

Кэсси улыбнулась и взбежала вверх по ступеням, где у резных дверей ждал князь Загорский, отец, строгий, немного постаревший за три года, что они не виделись, но с теми же добрыми глазами с затаившейся в них грустинкой.

- Как я рада, батюшка, вернуться! – она обняла его. – Знали б вы, сколь на чужбине грустно без отчего дома, без родных, пусть даже условия самые лучшие, и чудес столько, что и не снилось. Красоты неописуемые! Но ничто так не радовало меня, как вид наших старых клёнов подле ворот усадьбы, - Кэсси мечтательно улыбнулась. – Сколь помню себя, они такие же огромные и старые. И в бытность,  когда с гувернанткой по саду гуляли, всё любовалась их величием и статью. И дом всё тот же… Нет! Право лучше стал!

Она подошла к окну, провела ладонью по гладкой резной раме.

- Ох, глянец какой навели! И стены, как мраморные! Белизной сияют! Давно ли ремонт делали? – она повернулась к отцу.

- Недавно, - сдержанно ответил тот. – Прошу, Кэсси, отдохни с дороги. Приведи себя в порядок. Поужинаем, потом поговорим. Есть о чём.

 

Дом изменился не только внешне. Мебель сияла новизной, но выглядела при том словно и всё той же, что помнила Кэсси с детских лет. Те же пуфики, кресла, столики, да шкафы с безделушками… Полно, да новая ли? Кэсси провела рукой по подлокотнику кушетки, что всегда стояла у окна. Так приятно было читать, полулёжа на ней после обеда!.. Вот здесь щербина образовалась, когда старый Аким ненароком топор уронил, открывая заклинившее окно. Щербина была на месте, но заделана столь искусно, что только знающий о ней мог догадаться, что тонкая, почти незаметная под полировкой нить – на самом деле след реставрации, накладочки, закрывшей дефект.

Паркет, начищенный до зеркального блеска,  не издавал и малейшего скрипа, что тоже оказалось непривычно и удивительно.

Даже шторы золотистого бархата с тяжёлыми пухлыми кистями, украшающими поддерживающие шнуры, выглядели обновлёнными. И не присутствовало более в них лёгкого запаха старой пыли, который не удавалось ни выветрить, ни отстирать.

Всё кругом сияло, дышало новизной и свежестью, натёртое, вычищенное до невероятной чистоты.

 

В своей старой комнате Кэсси нашла вещи на привычных местах, безделушки, книги, - всё выглядело так, словно не три года здесь не было хозяйки, а только на минуту вышла она. Но, как и в большой зале, и в гостиной царило тут ощущение новизны, чистоты и ещё чего-то необъяснимого и слегка тревожащего.

Княжна распахнула окно, и краски осеннего вечера показались тусклее и беднее, чем выглядели сквозь стекло идеальной прозрачности с легчайшим оттенком голубизны.

Внесли два сундука с её вещами, и горничная принялась раскладывать и развешивать их в шкафу, украшенном тонкой затейливой резьбой.

- А скажи-ка, Фрося, что у вас тут произошло? Или наследство свалилось нежданно-негаданно?

- Ой, не спрашивайте, барышня, - опять затараторила служанка. – Я, правда, не знаю. Нас всех в деревню отправили, аккурат до Иванова дня. А что тут было, никто и не ведает.  Митька-кузнец последний уезжал, так только и видел, как сети вешают, а боле ничего. И не пускали никого, покамест всё не поснимали опять.

- Какие ещё сети? – удивилась Кэсси.

- Ну, не знаю, барышня, - взмолилась горничная. – Только у кузнеца сила вся в кулаках, а не в голове. Он и соврёт, недорого возьмёт. А я и правда не видела. Только когда вернулись, тут и ахнули. Такую красоту, да так споро… Лучше у батюшки спросите.

- Непременно, - кивнула девушка. – Хотя, батюшке виднее. Раз он считает, что надо, так тому и быть.

- Ох, барышня! – вздохнула Фрося, но ничего больше не сказала.

 

За праздничным ужином, по случаю возвращению дочери, на коем присутствовали ещё пара помещиков из соседних усадеб, Кэсси весело рассказывала об учёбе в Италии и Франции, как ей понравилось и как скучала по дому. Князь больше молчал и, сдержанно улыбаясь, слушал щебетание дочери.

Потом княжна музицировала и пела на итальянском языке песенки и арии из модных в Европе опер. Сельские кумушки восторженно ахали «шарман, шарман!» и аплодировали, не заметив по деликатности, что пару раз певица всё же сфальшивила.

Вечер прошёл славно, и Кэсси забыла о вопросах, не то, чтобы тревоживших её, но занимавших в первый момент по приезде.

Гости разъехались около полуночи, и старый князь пригласил дочь в кабинет.

- Батюшка, непременно сейчас говорить? Я право очень устала, - княжна подавила зевок и, сонно хлопая ресницами, глянула на отца. – Не оставить ли до завтра?

- Нет. Дело не терпит отлагательства, и я хочу, чтобы к утру ты уже была готова.

- К чему?!

- Присядь, пожалуйста.

Кэсси вздохнула и села в кресло, утонув в его мягкой роскоши.

- Дело в том, что видный господин на государевой службе, князь Веласто просил твоей руки.

Сон мигом слетел с княжны.

- О чём это вы, батюшка? Какой ещё Веласто?! Он что, иностранец?

- Нет, он не иностранец.

- Но, папенька, я не хочу замуж!! Надеюсь, вы отказали ему? Или хотя бы предложили подождать ещё года два, покуда мне не исполнится девятнадцать, а там уж…

- Я не отказал, - князь смотрел в окно, в ночь, не желая встречаться взглядом с дочерью. – И завтра он приедет как официальный жених. Посему, дорогая, приведёшь себя в порядок и встретишь его с надлежащим почтением.

- Но, папенька… - от растерянности Кэсси не знала, что и сказать, - Я ж только приехала. К чему такая спешка?! Потом, брак – ведь это… ну, это… нельзя вот так! Надо же по любви! А без любви… это что ж?..

- Ты уже достаточно взрослая девушка, - в голосе князя зазвучали строгие нотки, - и должна понимать, что романтическая чушь в делах серьёзных неприемлема, и что отцу лучше знать, как должно поступать.

- Вы, право же, пугаете меня, батюшка. Или же… Постойте, я чего-то не знаю?

- Тебе и необязательно. Могу сказать лишь, что дела наши в финансах далеко не блестящи, а князь…

- Во-о-от в чём дело! – горько усмехнулась Кэсси. – Князь богат! И вы таким способом решили поправить положение – выдав меня замуж  за наверняка уродливого старика?!

- Я вижу, ты за границею своенравию училась более, нежели искусствам? Слово родительское в Париже не в почёте? – сухо спросил князь.

- Неужели всё у нас и впрямь так плохо?.. – прошептала Кэсси. – Постойте-ка, так это всё, - она обвела рукой кабинет, - вся роскошь за его счёт?! Это всё он?!

- Кассандра, девочка моя, поверь, я желаю тебе только счастья, - заложив руки за спину, князь стоял перед дочерью, стараясь видом своим выражать твёрдость, но губы его дрожали. – Ты должна понять.

- Я понимаю, - обречённо кивнула Кэсси. – вы продали меня старому уроду.

- Он не стар и не урод.

- Как я рада.

- Он Архитектор.

- Что-о-о??? – прошептала княжна. – Как Архитектор?! Папенька…!

- А что с того? Архитекторы такие же граждане страны, как и мы с тобой, с теми же правами и обязанностями. Кроме того, я уже говорил, господин Веласто на хорошем счету у государя, у него большое будущее, и для нас честь, что…

- Господи боже! – Кэсси не слышала слов отца. – Я бы смирилась, ради любви к вам, что женихом будет старик, пусть даже безобразный, но монстр!.. Папенька! Вы готовы отдать меня монстру?!.. Так вот откуда сети на имении при ремонте! Он тут уже и хозяйничает! Господи! Архитектор!!.. Батюшка! – она умоляюще глянула на князя, - неужели лучшей партией для меня вы видите сущее чудовище, пусть и обласканное царём, хотя я не представляю, как государь может благоволить нелюдю!

- Кэсси, - устало, но терпеливо произнёс князь, - у тебя странные понятия и представления о достойной расе, средь представителей коей и богатые, и уважаемые люди…

- Люди??! Батюшка, вы сказали ЛЮДИ?!

- Вот взгляни, - на стол легла коробочка, в коей на белом атласе  искрилась и переливалась тончайшей работы нить бриллиантов – вещь до крайности изысканная и столь же дорогая. – Это подарок от жениха.

- Верните, батюшка! Тотчас же верните, - Кэсси даже не захотела глянуть. – Я не выйду за него!

- Довольно. Ты устала, я устал. Иди, отдыхай. Утро вечера, как говорится, мудренее. Спокойной ночи. А завтра будь умницей!

Князь нежно, как в детстве, поцеловал дочь в лоб и удалился. Потрясённая Кассандра некоторое время сидела одна, потом поднялась к себе, вызвала колокольчиком горничную. Кутаясь в шаль, та тёрла сонные глаза и что-то недовольно бормотала под нос про неугомонную госпожу.

- Скажи, Фрося, ты знала, что к нам сваты приезжали? Знала ведь! И не обмолвилась ни словом! Непохоже, чтоб ты молчала, да о такой вести! Ну-ка говори!

- Да что говорить, барышня, - горничная кусала губы и теребила конец пушистой пшеничной косы. – Я сама-то и не видела ничего. Ну, приезжал кто-то к батюшке вашему. Только об чём они беседу вели, мне не доложено. И вообще, всё, ну всё-то, не по обычаю, без застолья, не как у людей… - она осеклась.

- Не как у людей?! – Кассандра вскочила с кровати, на которой сидела до поры, схватила Фросю за плечи. – А Его ты видела?! Его самого?! Каков он?!

- Ой, барышня, не трясите! – всхлипнула горничная. – Ничего я не видела. Да и не знала, что это  сваты. Вроде, - она наморщила лоб, вспоминая, - господа все приличные были. Может, жених-то и не приехали сами-то? А что, барышня, эти, Арти… Артихекторы сильно страшные, да? У них рук одних дюжина, не меньше, - так говорят. Иначе, как бы они строили так быстро?

Кэсси отпустила глупую девчонку и отошла к окну. По щекам катились слёзы, сердце наполняло отчаянье. Она прижала ладони к губам, чтобы не дать вырваться наружу рыданиям.

- Ну, ежели  богат, то я, может, и вышла бы, - продолжала бормотать Фрося. – Даже за Артихектора. Всё лучше, чем в долговой яме, да на выселках в нищете по кабакам пьянь всяку обихаживать. Видела я таких счастливцев из бывших господ! Уж лучше замуж! Хоть за урода. Токмо вот дети коли случатся…

- Дети? – Кассандра повернула к ней мокрое от слёз лицо. – Что ты говоришь такое?!

- Ну а что ж, барышня, - философски заметила Фрося, - дело-то житейское! Мужик – он ведь, что человек, что Артихектор - от бабы ему одного надо! Токмо давеча Митька-кузнец рассказывал. В город ездил с приказчиком. Ну и аккурат на рынке – мальчишка. То ли беспризорный, то ли просто, но один он был. Митька-то, даром, что твердолобый, аки молот его, а углядел, как малец тот кошелёк-то у купчишки и вытащил! Да токмо не нормальными руками, что на виду у всех держал и размахивал ими даж, а третьей, котора сбоку, вот отсель – Фрося ткнула себя под рёбра, - потихоньку  вылезла, да в купчишкин карман и наведалась.

Кассандра с ужасом смотрела на горничную, которая, как ни в чём ни бывало, продолжала рассказ.

- Вот я и думаю, барышня, вот откель у мальца рука лишняя, ежели его матушка, прости Господи, - она перекрестилась, – с Артихектром не побаловалась? Да кто ж знает, кто и виноват? Нужда ведь…

- Прекрати! – прошептала Кэсси. Она снова отвернулась к окну. Неужели, думала она, неужели всё так плохо? Батюшка в долговой яме и на выселках?! Она сама в кабаке, прислуживающая пьяным мужикам?... Нет! О, Боже, нет!

И тут глаза её расширились от ужаса, когда меж ветвей старого клёна привиделось вдруг бледное нечеловеческое лицо с выпуклыми глазами в окружении множества рук со скрюченными пальцами. Руки выползали и выползали отовсюду, и в некоторых были зажаты увесистые кошельки…

Кассандра упала в обморок.

 

*   *   *

 

Следующим утром вялая и безучастная ко всему, бледная, с тёмными кругами вокруг глаз, княжна позволила Фросе одеть и причесать себя. Та, как обычно стрекотала о всякой ерунде, о солёных грибочках, что ныне удались кухарке Аграфене, да как они хороши с горячей картошечкою, да стопочкой с утреца для придания бодрости. «Да полноте, барышня, ну что ж так переживать! Может, он ещё и передумает, таракан-то ваш? Усовестится. Вы-то вон какая нежная, да свежая, как утренний цвет!..» - «Уйди, Фрося, добром прошу! Не расстраивай меня куда более!»

От завтрака княжна отказалась, лишь выпила немного молока, что слегка прояснило её сознание, но ни бодрости, ни настроения не прибавило.

Так и сидела  молча и недвижно у окна в сад, пока цокот копыт не возвестил о приезде гостей.

- Ой, барышня-княжна!.. – Фрося округлившимися глазами глядела во двор в коридорное окошко. – Господа какие представительные! Разодеты!.. Накидки, перчатки белые… А на головах-то шапки чудные! Всё не упомню, как называются. Цах…, цих…

- Цилиндр?

- Во-во! Цихлиндр.

- А…

- Да люди, люди, - махнула рукой Фрося. – Может, и впрямь передумал этот-то ваш? Ох, помоги, Господи Иисусе пресвятый, - она перекрестилась

- Надо идти, - княжна встала. – Фрося, ты…

- Здесь я, барышня, туточки буду, рядом. Только кликните, ежели что.

 

- Господа, - возвестил князь, когда Кэсси спустилась по лестнице и, не поднимая глаз, остановилась возле отца. – Моя дочь Кассандра. Вы, Пал Андреич, думали увидеть должно девчонку-нескладушку? – князь бодрился, но в голосе ощущалось лёгкая нервозность.

- Что вы, - развёл руками представительный полноватый господин, - и раньше-то княжна была мила, а теперь и вовсе расцвела!.. Но вы правы, помню её совсем малышкой. Ох, годы наши, - покачал он головой.

- Кэсси, это Павел Андреевич Быков, судейский поверенный. Ты, может, помнишь, он бывал у нас?

- Позвольте-с ручку, барышня! – и он приложился губами к холодным пальчикам княжны.

- Ну, а это господин Серж Кайн Веласто, дочка. Прошу любить и жаловать.

При слове «любить» Кэсси чуть заметно вздрогнула и подняла глаза на жениха, машинально протянув руку, которую тот поцеловал, лишь на миг дольше положенного задержав в своей ладони, горячей, сухой, сильной, но вполне человеческой.

Он был очень высок, этот господин Веласто, имел широкие плечи, мощное телосложение, вполне, впрочем, пропорциональное. Возрасту лет тридцать на вид, не более. Отнюдь не стар, но и не юнец безусый.

На загорелом лице блестели  живые умные глаза. Тонкий нос с горбинкой, пожалуй, был чуть длинноват, но в целом придавал облику истинный аристократизм. Пепельно-русые кудри, по-деревенски густые, зачёсаны назад по европейской моде.

 Красавцем он не был, но внешность имел выразительную и в целом приятную. Во всём облике его не присутствовало ничего, что выдавало бы представителя нечеловеческой расы, какими представляла их себе Кэсси. «Может, это ошибка, - лихорадочно думала она, - может, архитектор – просто его занятие? Мало ли зодчих среди обычных людей? И папенька неверно понял?»

- Прошу, господа! Прошу в гостиную, - князь жестом пригласил их в залу. – Отобедаем, а после – о делах.

За столом Веласто вёл себя исключительно галантно, демонстрируя изысканные манеры и осведомлённость во многих вопросах светской и политической жизни. Кэсси украдкой наблюдала за ним, пытаясь уловить нечто, отличающее его от нормальных… Да полноте, - оборвала себя, - он более нормален, чем любой другой, из тех даже, с кем учились вместе, а ведь все – дети истинных аристократов, графья, да князья.

Разговоры велись самые что ни на есть нейтральные – об урожае яблок, о погоде, о новых государевых указах. После перешли на политику, в коей Пал Андреич не разбирался совершенно, но жарко спорил с князем Загорским о целесообразности аграрных реформ в Южной Африке и противности тому Российской Думы.

- Ну-с, предлагаю нам с его сиятельством заняться делами отдельно, - судейский поверенный слегка поклонился Загорскому, - а молодые пусть поворкуют наедине.

Князь слегка поморщился от некоей фамильярности судейского, но распорядился подать кофе в свой кабинет, куда и удалился с поверенным. «Ненадолго, необходимо уладить некие формальности. Дочка, будь умницей!»

- Вы неважно выглядите, сударыня, - заметил Веласто, когда они остались одни. – У вас утомлённый вид. Должно, визит наш не вовремя?

- Нет-нет. Просто я только вчера приехала. Перемена климата и прочее… Со здоровьем у меня всё в порядке. А раз батюшка решил, что необходимо закончить дела как можно скорее, так тому и быть.

Фрося явилась с подносом, где сияли начищенные серебряные приборы для кофе, поставила всё на  маленький столик на гнутых ножках, специально выписанный, как помнила Кэсси, ещё во времена её детства из Петербурга, от известного мастера Михалкова.

- Прошу, сударь, - и сама села напротив.

- Вижу, у вас есть вопросы, - Веласто налил кофе в две крошечные чашки, - прошу, не стесняйтесь, задавайте.

- Да, - Кэсси сделала глоток. – Не скрою, меня действительно занимает один вопрос, но боюсь показаться невежественной и ненароком обидеть вас. Последние три года я провела в Италии, из них шесть месяцев в Париже, и немного отвыкла от местных нравов. Так что, прошу не судить строго.

- Спрашивайте.

- Батюшка, - Кэсси сделала ещё один глоток, - рассказывая о вас, упомянул ненароком род вашей деятельности и должно по незнанию лишь – простите его, он давно живёт в имении, в столицу выбирается редко и кое-какие понятия совершенно ему не ведомы! – добавил, что вы занимаетесь зодчеством не в силу призвания, а по принадлежности к таинственной расе, о которой мне, например, известно крайне мало…

- Ваш батюшка абсолютно прав, - ровно сказал Веласто.

 У Кэсси задрожала рука, державшая чашку, которую пришлось поставить на блюдце.

- Как, простите?

- Я – Архитектор.

- Но, князь… Я могу вас так называть? Батюшка сказал, вы – князь.

- Да, хотя в нашей иерархии титул, который я имею честь носить, именуется «эрн», но соответствует княжескому, принятому  в российском дворянстве.

- Князь… эрн… или даже, как правильно, не знаю, - Кэсси совсем смутилась, - вы  же  человек!

- Не совсем, сударыня. Наша раса действительно имеет много общего с людьми, как в анатомии, так и в физиологии. Мы – почти люди, хотя и не являемся таковыми в полной мере, - он тоже поставил чашку на поднос. – Позвольте спросить, кого вы ожидали увидеть, если столь мало осведомлены об Архитекторах? Говорящего паука? – тут Веласто горько усмехнулся. – Без малого сто лет наша раса делит с вами планету, а до сих пор не изменилось уничижительное отношение, как к существам уродливым и недалёким. Всякая информация о нас либо недостоверна вовсе, либо несёт изрядную толику домыслов.

- Простите, - прошептала Кэсси. – Простите, князь. Я вовсе не желала обидеть вас.

- Вашей вины здесь нет, но извинения я принимаю.

- Я действительно до крайности мало знаю о… о таких, как вы, а то, что известно полно предрассудков. Вы… вы должны понять.

- Я понимаю, - кивнул князь. – И готов развеять любые ваши сомнения.

- Очень хорошо, - Кэсси встала и подошла к окну.

- Очень хорошо, - повторила она, не зная, как лучше сформулировать следующий вопрос. – Тогда объясните мне… объясните ваш выбор. Неужели среди представителей вашей расы нет женщин?

- Конечно, есть.

Князь, вставший тотчас, когда поднялась и княжна, тоже подошёл к окну.

- Разумеется, есть.

- Тогда почему я? Почему вы выбрали меня, а не даму, более подходящую вам по… по устройству, - и она окончательно смутилась.

- Что ж, я отвечу. Сей союз предполагает политическое значение. Я состою на государевой службе, как вы наверняка осведомлены.

Кэсси кивнула, глянув снизу вверх на огромного претендента на её руку.

- В настоящий момент для упрочения положения и дальнейшего роста в карьере мне необходим шаг, доказывающий лояльность к строю и государству, в котором имею честь жить. Этим шагом должна стать женитьба на особе человеческой расы, причём представительнице древнего и почётного рода. В противном случае основательность моих намерений останется под вопросом. Не скрою, вы – не единственная кандидатура, которую я рассматривал на роль моей супруги. Выбирая именно вас, я руководствовался прежде всего соображениями прагматического характера, но сегодняшняя наша встреча стала приятной неожиданностью. Признаться, я не ожидал, что  невеста окажется столь хороша собой и образованна, при очень юном возрасте.  Несмотря на прагматизм и, не скрою, расчет, брак для меня имеет глубокое значение, ибо воспитан я в православии. Видите, я вполне откровенен с вами, коим обещаю быть и впредь, если не получу решительного отказа с вашей стороны. И я обещаю, - тут он понизил голос, - что никогда не сделаю ничего противного вашей воле и желанию.

- Благодарю, - прошептала Кэсси, пред внутренним взором которой то и дело маячил трёхрукий малец, вытаскивающий кошельки из чужих карманов. – Для меня это очень важно.

- Слово чести. Но вы должны знать, что есть ещё одна причина, повлиявшая на мой выбор.

- Какая же?

- Ваше имя, - князь слегка улыбнулся, отчего черты его сразу смягчились.

- Не понимаю, что здесь особенного.

- Не скажите! Девушка с именем Кассандра должна обладать удивительными качествами. Разве вы не слышали о связи имени и судьбы?

- Нет. Только боюсь, тут всё гораздо проще. Батюшка – большой оригинал. По его словам он просто не хотел, чтобы имя княжны Загорской затерялось среди сотен «Татьян», «Елен» и «Наталий».

- И тем самым подарил вам необыкновенную судьбу, уж поверьте!

 

*    *   *

 

Венчание было назначено через неделю, на 8 сентября, в день празднования иконы Владимирской Божьей Матери.

Всю неделю  Кэсси практически не видела отца, занимавшегося делами по выкупу закладных, оформлением всяческих бумаг по наследованию, приданному дочери и прочая, прочая… Он очень старался сохранить лицо и выдать дочь с достоинством, пусть даже и за нечеловека.

Кэсси тоже с головой погрузилась в предсвадебные  хлопоты, ездила к портнихе, занималась хозяйством, которое целиком легло на её плечи в дни безумной круговерти. Княжна была даже рада полной своей занятости делами, отвлекающими её от мыслей о женихе и его нелюдской сущности. «Однако ж он обещал!.. И дал слово чести! Ох, уж лучше не думать!» И она снова  и снова спорила с портнихой о фасоне платья, отдавала кухарке распоряжения, часто противоречивые, но Аграфена, даром, что старая и глуповатая, схватывала всё на лету и только улыбалась вслед непутёвой госпоже.

Накануне события, уже поздно вечером, Кэсси сидела в своей комнате. На коленях  лежало роскошное платье, а сама она, слегка отупевшая от всех забот и неуёмного предсвадебного ритма, вновь и вновь терзалась сомнениями.

- Ой, барышня, чудо-то какое неописуемое! – Фрося робко коснулась оборки, отделанной тонкой розовой полоской. – Как оденете, так и во всей столице не сыскать будет невесты краше!

- Ох, Фрося!..

- Ну что ж теперь поделать, барышня-княжна? У всех так! Все переживают перед венчанием-то. Все боятся. В отчем-то дому покойнее! Приезжать будете… Ну, вот вы опять расплакались. Да что же это, господи! – она обняла госпожу. – Ну, полноте, полноте! Всё образуется. Жених ваш господин видный. И не скажешь, что таракан. Может, и не догадается никто!

- Прекрати, Фрося!! Что ты такое несёшь?!

- А при случае и дружка заведёте. Разве ж кто осудит?

- Перестань-перестань! – затрясла головой Кэсси. – Это какую ересь ты говоришь! Я ж ему завтра слово дам пред богом и людьми! И после жить во лжи?! Нет, Фрося! Я буду ему достойной супругой. Насколько смогу… А коли совсем тягостно станет, в монастырь уйду, но совесть моя чиста будет.

- Как знаете, - философски заметила  горничная. – Только ежели вокруг глянете, то в любой, самой чистой душе червоточинка живёт, так чего уж…!

-  У каждого своя судьба!.. Давай-ка, ко сну. Завтра трудный день.

Во время таинства батюшка, дородный, с густым тягучим басом, лишь на миг запнулся, произнося имя жениха, но быстро нашёлся: «Венчается раб божий Сергий…» Уж больно не по-русски  звучало бы «Серж Кайн».

Гостей, однако, было немного. Родни Загорских и вовсе приехали две тётушки со внуками. От князя же Веласто - несколько чопорных господ, о коих у Кэсси мелькнула ужасная мысль, что и они – не совсем люди, а лишь прикидываются. Ей казалось, они и смотрят не так, и говорят не так, но что именно ей не нравилось, объяснить не могла. И вообще, всё происходящее казалось ей сном. Вот проснётся сейчас в своей комнате, распахнёт окно в сад и засмеётся новому чистому утру и яркому солнцу…

Пал Андреич тоже был и прилюдно зачитал поздравление из дворцовой канцелярии, собственноручно подписанное Его Величеством Государем Императором…

… Гости кричат «горько!», и княжна чувствует на губах поцелуй супруга – слабое прикосновение, на которое даже не пытается ответить.

А поздно вечером коляска, вся изукрашенная цветами и лентами, доставила молодых в столицу, к двухэтажному особняку, принадлежащему князю.

 И вновь Кэсси поразилась роскоши и идеальной чистоте, сопровождавшей всё, как оказалось, что так или иначе связано с Архитекторами – странными существами, людьми или нет, - ничего толком не удалось ей узнать ни от прежних подруг, ни батюшкиных знакомых, заезжавших с визитом и поздравлениями накануне свадьбы.

Строители и строители. Дворцы возводят, да усадьбы, только не каждому по карману заказать у Архитектора дом, потому как простенького да невзрачного они не строят, а коли уж берутся, так хоть Папу Римского, хоть императора Византийского не стыдно принять будет посередь той красоты, что им сотворить – раз плюнуть. Мастера, что и говорить! Только чему удивляться, ежели природой самой положено им строить! Это ж как русскому человеку стопку водки после бани выпить. Никак нельзя без оного! И душа воспротивится, и вся природа!

А каковы они сами, зодчие те, да кто ж их знает? В дела людские не суются, в политике не замешаны, ну так и пусть себе строят. Государь позволил им жить с нами, так чего боле? Все мы – создания божьи! А ущербного и пожалеть не грех. Русский народ милосерд…

 

В покоях, отведённых ей и состоящих из трёх комнат – залы, спальни и будуара, Кэсси – теперь уже княгиня Веласто – ложиться не торопилась, хотя и устала смертельно. Супруг проводил её до дверей, поцеловал руку: «Спокойной ночи, сударыня!» и удалился к себе. Кэсси прислушивалась к звукам снаружи, ожидая… Чего ожидая? Шагов? Щелчка отворяемого замка? Но за дверями, белыми, с золотом, царила тишина, нарушаемая лишь лёгкими поскрипываниями, какими-то сонными вздохами и прочими незначительными шумами, кои присутствуют в любом доме, но к деятельности человека не имеют никакого отношения.

Серж Веласто не пришёл. И на следующую ночь не нарушил покоя юной жены, и на следующую тоже…

Рано утром приезжал экипаж, отвозивший его на службу. Вечером тот же экипаж доставлял чёрного от усталости князя домой. На робкие расспросы Кэсси он отвечал, что руководимая им компания получила крупный заказ на строительство, который необходимо закончить к празднованию Нового года. Заказ ответственный, исходящий от царского дома, а посему князю необходимо лично контролировать его исполнение, руководить проектом и работами.

 

- Право, сударь, вы работаете на износ! – Кэсси помогла мужу снять шубу, не дожидаясь, пока нерасторопная молчаливая горничная изволит выйти встретить барина. – Так можно лишиться здоровья!

- Ничего, - он коснулся губами её лба, - скоро всё закончится, и жизнь пойдёт по-другому, обещаю вам. Мы уедем в усадьбу, на природу. Будем кататься на санях по зимнему лесу, греться у камина… Ведь вы любите живой огонь? Не можете не любить!

- Да, - улыбнулась Кэсси, - Очень! Паровые системы обогрева в городах удобны, от них совсем нет грязи, но и жизни в них нет – настоящей, струящейся жизни, как в огне.

- Всё будет, всё, - он мягко отстранил её и устало опустился на кушетку. – Прошу извинить, сударыня, но я просто с ног валюсь.

- Я распорядилась о бульоне. Он будет полезен вам и укрепит силы. Сейчас! – Кэсси заторопилась на кухню, но когда вернулась с чашкой, исходящей ароматным паром, супруг уже спал. Стараясь не потревожить, она накрыла его пледом и тихонько вышла.

 

Несколько раз они были в опере, но при каждом выезде в свет Кэсси не могла отделаться от ощущения, что за ними тайно наблюдают, то из театральной ложи, то из-за угла, то чей-то назойливый взгляд  острым жалом впивается в спину.

- Говорю вам, меж домами, в том переулке тень мелькнула!

Князь велел вознице остановить коляску, сам вышел, огляделся, постоял несколько минут. Улица была пуста.

- Вам должно показалось, - вернулся он на место. – Поехали! – скомандовал кучеру.

- Да нет же! Я видела! Всё точно!

- Знаете, дорогая, я чувствую, вы устали не менее моего. Помните, я обещал вам катание за городом? Едемте! Завтра же! Ну, её, эту работу! Один день ничего не изменит, а вы развеетесь.

…Как же было хорошо в лесу, обсыпанном снежными искрами, наполненном величественным покоем и тишиной! Ажурные ветви берёз, казалось, тихо звенели в морозном воздухе, а тяжёлые лапы сосен изредка, убаюкивающее, покачивались.

Оставив сани, запряжённые парой белоснежных лошадей, поднялись к берегу реки, где течение, слабо видимое подо льдом, не нарушало, а наоборот странно дополняло общий покой и умиротворённость спящей природы.

- Как хорошо! – Кэсси, раскинув руки, кружилась над обрывом и смеялась от радости и красоты, царящей вокруг.

- Будьте осторожны, дорогая! – крикнул князь Веласто, отставший от супруги, пока привязывал лошадей.

- Я умею летать! – смеялась Кэсси, - Я сейчас полечу! Такая лёгкость кругом! Ах!..

Она не заметила, как опасно приблизилась к самому краю.  Тонкий наст проломился, и девушка низринулась с обрыва в снежную бездну!..

Но испугаться не успела, потому как в следующую же секунду после падения выметнувшиеся невесть откуда три невероятно длинных и толстых чёрных жгута плотно, намертво - даже перехватило дыхание! – обхватили её поперёк туловища и, мгновение спустя, доставили прямиком в объятия встревоженного князя, тут же исчезнув с лёгким шелестом.

- Вы не ушиблись, дорогая?

- Что это?! Что  было? - Потрясённо выдохнула Кэсси. – Это… Это вы?!..

Она высвободилась из его рук, отступила, отвернулась в смятении. В висках застучала кровь. Запоздалый страх накатил колючей волной.

- Господи, - прошептала она, - господи, я ведь почти забыла…!

- Кэсси!

Княжна оглянулась и отступила ещё на шаг.

- В чём дело? – неестественно ровно и спокойно спросил князь.

- Нет-нет, я… Ни в чём. Всё в порядке… Только…

- Что?

- Не делайте больше этого!.. Никогда! Прошу вас!

- Не делать чего? Не спасать вам жизнь?

- Нет… я…  - Кэсси почувствовала, как глаза наполняются горячей влагой.

Князь подошёл, осторожно обнял её. Она уткнулась ему в грудь, всхлипнула.

- Ты боишься меня, - прошептал тихо. Вздохнул.

Лошадь переступила в тишине. Звякнул колокольчик.

- Прости, - Кэсси снова всхлипнула. – Я смогу… Я… Прости!

 

*   *   *

 

Близились праздники, работы было много, а времени для успешного окончания мало до крайности. Князь приезжал домой теперь не каждый день, оставаясь и ночевать на стройке. Спал он урывками, по нескольку часов, в теплушке с рабочими.

Кэсси собрала ему тёплых вещей и поехала со слугой на стройку. Кроме заботы о муже, ей было жутко интересно, что же такое возводится по государеву указу?

Место на площади было огорожено, но большую часть лесов уже сняли. Огромное сооружение высилось близ набережной, но понять, что же это было затруднительно, коль скоро тёмные сети опутывали его от фасада до крыши. Под ними угадывалась непонятное движение и копошение. На миг княгине почудилось, как тускловато блеснуло сквозь маскировку нечто длинное и извивающееся…

Послав слугу найти барина, Кэсси стояла близ ограждения и смотрела заворожено, с лёгким ужасом, представляя, что же там, внутри, может происходить?

- Интересно, барышня?

Она вздрогнула. Высокий парень с метлой и лопатою в руках стоял подле неё.

- Интересно? – кивнул он в сторону сооружения. – Много их там! Прямо страсть, как много. А никого стороннего не пущают!  Человеков стал быть! Потом сплюнул под ноги. – Чудища!  Ведь ходят по улицам, людьми прикидываются!..  Ток чудище, оно и разодетое в золото останется чудищем!.. А что это вы одна тут? Близ гадюшника!

Он шагнул, словно невзначай, оттесняя её к изгороди.

- Я… я к мужу пришла!

Он  ещё приблизился.

Кэсси отступила, почувствовав вдруг спиной доски забора.

- Уж не из этих ли благоверный? – парень кивнул в сторону стройки, сделал последний шаг и зажал девушку в клещи огромных рук, уперев ладони в изгородь.

- Пустите! Немедленно пустите! Что вы себе позволяете?! – Кэсси попыталась оттолкнуть его. - Кто-нибудь!.. 

Но улица перед площадью была пуста. Только подвыпивший мужик плёлся невесть куда, выписывая ногами кренделя, и что-то бубнил под нос, похоже, пел на радостях. Остановился на секунду, хмыкнул, глянув на парочку, и потопал своей дорогой.

- Такая свеженькая, а досталось уроду, - сипел ей в ухо парень и кололся жёсткими усами. – Ладно бы человеку… Ничего. Мы эт дело поправим!

- Пусти!! – отбивалась Кэсси, пытаясь вырваться из непрошенных объятий. – Господи! Помогите!!

И вдруг кто-то оторвал от неё наглеца. Всхлипывая, поправляя платье и выбившиеся из-под шляпки волосы, Кэсси лишь через несколько секунд вновь увидела его. Парень болтался в вершке над землёй и пытался освободиться от обхвативших его за горло подобно удаву витков чёрного жгута.

- Никто не смеет касаться моей жены! – Веласто шагнул ближе. – Ты понял?

Побагровевший парень что-то прохрипел в ответ, после чего был отпущен. Не слишком нежно, потому как откатился в сторону на пару саженей. Медленно собрал себя в кучку, перхая и кашляя, как старый пёс.

- Антихрист! – просипел он, шаря вокруг в поисках шапки.

- Вы в порядке, сударыня? – князь приобнял её, всё ещё всхлипывающую и растрёпанную.

Кэсси улыбнулась сквозь слёзы и кивнула.

– Простите.  Я справился бы с негодяем и голыми руками, но ни к чему было терять время.

- Антихрист! – заорал окрепшим голосом парень. – Убийца! Сын дьявола!

Он напялил шапку и побежал, то и дело опасливо оглядываясь, оступаясь потому на каждом шагу и продолжая выкрикивать ругательства. Со стороны ближайшей улицы послышался шум.

- Пойдёмте домой, дорогая. Извозчик! – крикнул князь и помог жене сесть в подъехавший экипаж.

 

Кэсси привела себя в порядок, полностью оправившись от пережитого, переоделась и заново причесалась. Князя всё не было, и супруга, не дождавшись его за столом, накрытым к вечерней трапезе, отправилась на поиски.

Он был на кухне. Обнажённый по пояс стоял над банной шайкой, а слуга поливал ему, зачерпывая из ушата горячую воду.

Кэсси остановилась на пороге, закусив губу. Она впервые видела мужа раздетым. Руки, плечи, - вполне нормального вида и строения, но ниже… Бугры упругих мышц поперёк опутывали его торс, упираясь в округлые валики боковых сфинктеров. По три с каждой стороны в ряд, сверху вниз…

Князь закончил умываться и тут увидел жену. Выпрямился.

Он молча стоял перед ней, и капли воды стекали с мокрых волос по его плечам, груди, скапливаясь лужицами у босых ног.

Кэсси взяла у слуги полотенце и осторожно, но решительно принялась вытирать супруга. Подняла голову, встретившись с ним взглядом.

- Ужин готов, - сказала негромко. – Жду вас в зале.

С тем и вышла, приложив ладони к пылающим щекам и улыбаясь, неизвестно чему.

 

- Что заказ государев? Будет ли готов к сроку?

- Непременно.

Кэсси отложила вилку и посмотрела на князя.

- Вы чрезмерно работаете, сударь! Просто чрезмерно! Так не может продолжаться!

- Ничего. Скоро всё кончится.

- Вы похудели. Вон лицо как осунулось.

- Это не страшно.

- Позвольте! – возразила она – Я готова смириться с одиночеством, хоть оно и тягостно, но право же, больно смотреть, как вы истязаете себя. Вы теряете здоровье! Во имя чего? Царской прихоти? Какой-то особой милости?

- Во имя чего? – князь промокнул губы салфеткой. –  Во имя мирового будущего, сколь пафосно бы это ни звучало.

- Вы шутите, полагаю? Какое отношение имеет возведение городских зданий к судьбам целого мира?

- Извольте, я расскажу вам. Пойдёмте.

Он подал ей руку, помогая спуститься в подвальное помещение их дома, где Кэсси никогда не бывала. В обширной, хорошо освещённой комнате, у стен которой красовались мешки с картошкой, капустой, луком, стоял огромный стол, заваленный бумагами, непонятными механизмами, карандашами и инструментом.

- Что это? Вы и здесь что-то строите? Или проектируете?

- Сядьте, прошу вас.

Он усадил её в большое, обитое кожей кресло напротив непонятного сооружения, переливающегося разноцветными огоньками в толстом монолите зеленоватого стекла. Второго кресла поблизости не наблюдалось, и князь присел на край стола.

- Около века назад, - начал он. – в Мироздании произошла некая катастрофа. Или не так, пожалуй. Мирозданию нет дела до столь крохотных существ, населяющих земли, что срок их жизни – меньше мгновения по его масштабам. Это для нас – катастрофа, а для Вселенной – вздох, или даже не вздох, а так, намёк… Но что бы там ни было, оно отразилось, как след кисти непутёвого маляра, мазнувшей по чистой поверхности. Этот лишний мазок, этот след пролёг по Земле, повлияв на судьбы двух рас – людей и…

- Вас, - закончила Кэсси. – Я пока ничего не поняла, но прошу, продолжайте.

- Этого не должно было произойти. Как и всякая случайность, она имела нежелательные последствия. Пострадали две стороны, два народа, соединённые отныне на одной планете.

- Пострадали?

- Конечно.

- Но в чём же сие видно?  В социальном неравенстве? Но богатые и бедные существовали во все века истории!.. Или же вы о неприятии? О каких-то разногласиях? И людям бывает непросто понять и принять друг друга! А уж сколько несуразностей оттого возникает! Что ж говорить о существах не совсем схожих? Но это преодолимо! Чем больше я о вас узнаю, тем более в этом уверена! Всё образуется! Дайте лишь срок.

- Дело не только в неприятии. Вернее даже не столько. Речь в данном случае о влиянии культур, об их взаимодействии и неизбежном конфликте. Понимаете, дорогая, людям не превзойти нас в искусстве создания того, на что у матушки-природы просто не хватило ни терпения, ни времени. Мы умеем делать всё! Абсолютно! Абсолютно всё, используя лишь незначительный минимум материала извне. Вы даже не в состоянии вообразить, на что мы способны, но ограничиваемся лишь строительством, как наиболее необходимым  и невостребованным в должной мере у людей видом деятельности. Да-да, невостребованным! Разве то, что возводят люди можно назвать жильём?! – он взял лист со стола, с досадою скомкал. – Архитекторы! Как мелко! – вздохнул. - Но это – пол беды. С этим можно было бы смириться, если не глядеть в будущее. Не удивляйтесь! В будущее! К чему мы придём? Мы все, живущие бок о бок волею судьбы в несовершенном мире?

- К чему же?

- К упадку, моя дорогая. К упадку и разорению. Более того! К разрушению и деградации. Одна культура, несомненно более развитая, поглотит другую, как это ни печально.

- Какие странные слова вы говорите! Отчего же это должны мы все погибнуть? И вдруг ли это произойдёт?

- Не вдруг. Не сразу. Но произойдёт. И виной тому мы.

- Мы с вами?

- Ну что вы, дорогая! – он засмеялся, спрыгнул со стола, опустился пред нею и обнял за колени. – Кого ж вы-то можете обидеть? Муху разве что! Да и у той прощения испросите!

Кэсси улыбнулась.

- Тогда я и вовсе не понимаю, ведь вы-то добры необыкновенно! И благородны.

- Я, - он помрачнел, потёр лоб - я и подобные мне… Мы-то и есть та беда, что не позволит человечеству своим путём идти, творить, созидать, развиваться. Посудите сами: что великого создали люди за последние сто лет?

- Тут уж вы и вовсе неправы! Я же изучала историю искусств! Сударь, я видела настоящие шедевры и архитектуры, и живописи!..

- Ага, - кивнул он. – Назовите авторов.

- Пожалуйста! Вот хотя бы… - она осеклась вдруг, вспоминая вычурные имена. – Господи! Неужели…

- Вот именно! – он снова потёр лоб. – Простите, сударыня, давайте закончим после. Мне надо прилечь.

Кэсси коснулась его лица прохладной ладонью.

- Да у вас жар, сударь! Немедленно в постель! – она встала. – Я пошлю за лекарем.

- Не смешите! Лекарь – человек не станет лечить Архитектора. Да к утру пройдёт всё, я знаю. Мы живучи! Куда более людей, - он улыбнулся одними уголками губ.

- Хорошо, но если к утру не поправитесь, я непременно пошлю за лекарем! И пусть он только посмеет не осмотреть вас!

 

В своей спальне Кэсси ходила из угла в угол, - сон не шёл. Потом решительно накинула пеньюар, взяла подсвечник с горящей свечою и отправилась к супругу.

Он беспокойно спал, растрепав по подушке волосы. Суровая складка меж бровей разгладилась, и Кэсси подумалось вдруг, что на самом деле он гораздо моложе, чем кажется… Убрала с лица спутанную волнистую прядь, потихоньку коснулась  его лба. Жар отступил, похоже, хотя дыхание совсем ещё неровное.

- Кассандра, - пробормотал он, не просыпаясь и не открывая глаз, - Кэсси… Любимая… Не уходи.

- Я не уйду, - прошептала в ответ. – Не уйду… Никогда…

 

*   *   *

 

Через день князь полностью оправился и вернулся к работе. Только на стройке он больше не ночевал, возвращался домой хоть и затемно – коротки зимние деньки! – но не поздно.

Как-то за чаем, после ужина, Кэсси, глядя на него, спросила вдруг:

- А скажи, друг мой, не обидит ли тебя некая просьба?

- Проси, что угодно, что в моей власти будет твоим.

- Я…, - Кэсси смутилась, - не подумай дурного! Я хочу понять тебя, Серж…

- Говори же.

 -  Я должна понять тебя!... Как ты управляешься с ЭТИМ?

- С чем, дорогая?

- Ну, с тем, что отличает тебя от людей. Прости, пожалуйста.

Князь вскинул брови в удивлении.

-  Хочешь взглянуть? А не испугаешься?

- Постараюсь. Очень постараюсь!

Подперев голову сложенными ладонями, он с улыбкой смотрел на юную супругу. Она улыбнулась в ответ и вдруг услышала слабый шорох. На миг напряглась, когда зауженный на конце жгут толщиной в руку прополз по ковру, обогнул стол, поднялся и обвил её плечи нежным объятием.

 – Господи, какой же длинный! Саженей десять, не меньше, - Кэсси осторожно коснулась его, потом провела ладонью по покрытой тонкими поперечными кольцами чёрной поблёскивающей поверхности,  живой и тёплой, выдохнула потрясённо и тут заметила розу, белую, в каплях росы, словно только сорванную и ещё трепещущую.

 Так быстро, что она вздрогнула невольно, жгут исчез с лёгким свистом, оставив цветок пред нею.

- Откуда это? Да посередь зимы! Чудо!

- Я украл, - в глазах Веласто плясали весёлые чёртики. – Заехал к Вяземским. У них в оранжерее полно таких.

- Неужели? – засмеялась Кэсси, Взяла цветок, поднесла к лицу вдохнуть аромат.

- А почему такая тяжёлая? И не пахнет вовсе,– и тут глаза её удивлённо расширились. – Пресвятая Дева Мария! Да роза-то неживая! Сделана из чего-то. Но сколь тонкая работа! Немыслимо же так повторить саму природу! На первый взгляд и не отличить! Волшебник поистине мастер, сотворивший…

И вдруг она догадалась.

- Ты? Это сделал ты?!

Веласто опять улыбнулся и что-то сказал одними губами, беззвучно, но Кэсси услышала, поняла, прижала розу к губам.

«Я люблю тебя!»

И кровь прилила к щекам, а горячая волна безмерного счастья наполнила душу…

 

 

Новогодие меж тем вовсю напоминало о своём скором наступлении ёлочными базарами, карамельными запахами готовящихся сластей и свежих баранок и пряников на раздачу в праздничные дни бедным и сирым. Все должны радоваться, все должны с надеждой и благодарностью вступать в новый период жизни. Так повелел Господь!

Кэсси неважно чувствовала себя в эти дни, но мужественно занималась благотворительностью – организовала сбор вещей для бедняков, раскладывала по специально вышитым для этих целей холщовым мешочкам подарки сиротам и обитателям приютов – несколько конфет, орехов, яблоко. Пусть малость, но много ли надо одинокому ребёнку без родителей, чтобы почувствовать себя счастливым?

Ездили с Сержем в Загорское. У папеньки всё в порядке. Даже более! Жениться надумал на соседке-вдовушке! Не знал, как и сообщить радостную весть дочери – мучался мыслями, что дурно поступил, выдав её за странного князя. Однако Кэсси расцеловала его, сказав, что совершенно счастлива, что муж её во всех отношениях господин благородный и лучшего она и желать не смеет, после чего папенька повеселел, даже выпил лишку за здоровье зятя, и был препровождён дочерью и горничной в опочивальню.

Фрося, располневшая изрядно за последние месяцы, сообщила, что Митька-кузнец посватался-таки к ней, и что свадьба назначена аккурат после Рождества. Кэсси поздравила её и подарила в приданое отрезов на сарафаны, меховую душегрейку и пару мягких, расшитых золотой канителью сапожек. Хотела прибавить и своих платьев, но Фрося отказалась.

- И так уж, барышня-княжна, вон сколько надарили! Мне-то и неловко! И разве ж туалет ваш впору мне? Вы-то аки тростинка, а я – квашня настояшшая.

- Да и мне, признаться, совсем  скоро мои платья малы будут.

 - Что так?

И вдруг Фрося ахнула, прикрыв ладонью рот.

- Барышня! Да неуж?..

- Да, - улыбнулась Кэсси.

-  Как же это?!.. А сам-то знает ли?!

- Нет пока. Не сказала. Момента не было подходящего. Он всё время работает, возвращается усталый, а я хочу, чтоб красиво было, при свечах… Чтоб он не сквозь сон слушал меня.

- Ой, барышня-а-а!..- глаза у горничной были круглые-круглые и испуганные. – Что будет? Что буде-е-ет?!

- Всё будет нормально, - строго ответила Кэсси. – Не знаю, что за мысли и страхи у тебя, да только скажу: вот уж чего-чего, а лишних рук у него нет! И я счастлива, потому как люблю его безмерно. Больше жизни люблю, Фрося.

- Вот так, - прошептала ошеломлённая горничная, - вот так, стал быть…! Ну, Господь вам в помощь. И Артихектору вашему.

 

 

Фейерверками,  музыкой, плясками и весельем, несмотря на жгучий мороз, встречали россияне Новый год. Празднование не стихало ни днём, ни ночью. Атмосферой радости и бесшабашности было пронизано всё вокруг. Что с того, что скоро вернутся будни с их заботами, трудом, тяжким добыванием хлеба насущного? Потом, всё – потом! Сегодня – веселье! Сегодня можно забыть о завтра, вволю есть после тяжкого поста, вволю пить и петь, коли душа песен требует!..

Но главным дивом праздника был ледяной дворец на площади у набережной. Огромный, высотою в четыре этажа, украшенный островерхими башенками, скульптурами и резьбой, он переливался огнями, искусно подсвеченный снизу неким хитроумным способом. В прозрачных колоннах струились радуги, в саду, словно живые цвели розы и магнолии из молочно-белого льда. Разноцветная мозаика пола складывалась в причудливые узоры, меняющие очертания, если глядеть на них с разных мест.

Уютно было во дворце. В ледяных печах и каминах билось пламя, распространяющее пусть и не жар, но достаточное тепло, чтобы не чувствовать себя замерзающим.

-Как же они не тают? – удивлялась Кэсси.

- Тают, - кивнул князь Веласто. – Но очень медленно. И вода отводится по специальным каналам, чтобы не заливать огонь.

- Диво волшебное! – восхищалась княжна, рассматривая убранство залов, где звучала музыка, кружились танцующие пары  высшей знати, иностранных гостей  и царского семейства. Все украшения, тончайшая резьба, мебель, статуэтки, картины на стенах, - все, что видел глаз, и можно было вообразить, все состояло изо льда, где цветного, где исчезающее-прозрачного.

Слуги и официанты разносили на ледяных подносах напитки и яства в ледяных бокалах и тарелочках…

Разве что свечи в ажурных люстрах, что на массивных цепях свешивались с потолка, были настоящими. Ровный свет их в радужных бликах ледяного хрусталя дополнял ощущение праздника и торжества.

- Но как же, как же вся эта красота сохранится?! Ведь стоит пригреть солнцу…

- Никак, - князь покачал головой. – Растает, разумеется.

- Немыслимо! И расточительно! Я не о деньгах, а об искусстве, конечно.

- Наше дело – строить. Царь обещал мне особую плату. Через три дня назначена аудиенция.

- Не представляю достойной платы за такую работу! Царь останется вечным твоим должником.

- Мне от него совершеннейший пустяк требуется. Надеюсь, снизойдёт.

- У тебя всё получится. Обязательно!

- Благодарю, дорогая, - Веласто поцеловал её руку.

 

*   *   *

   « 8 ЯНВАРЯ – Собор Пресвятой Богородицы

На второй день Рождества Христова Святая Церковь созывает верных чад своих для благодарственного прославления Пресвятой Девы, послужившей великому таинству воплощения Сына Божия. Поэтому день этот и называется «собором Пресвятой Богородицы».   Православный календарь.

Князь службу стоять не стал и уехал во дворец, не ледяной, настоящий, где назначена ему была аудиенция.

Кэсси осталась в церкви, слушала певчих, вторящих размеренному басу священника, молилась о будущем, которое представлялось ей туманным и тревожным, гнала от себя всяческие мысли, ругая за глупые необоснованные страхи и предчувствия, преследующие её последние дни.

Она отошла к последним рядам прихожан, поближе к выходу, чувствуя, что ей не хватает воздуха. Там отдышалась, вдыхая освежающий запах лимонных корочек, которые носила с собой, зашитые в батистовый мешочек. Кисловатый аромат помогал справляться с приступами тошноты.

- Княжна Загорская? – услышала вдруг сзади негромкий и вполне приятный мужской голос. Спрятала лимонный мешочек в ридикюль и оглянулась. В парадном мундире тайного советника – чёрного, шитого золотом  и позументом – невысокий господин с рыжеватыми бакенбардами слегка поклонился ей.

- Княгиня Веласто, - сухо поправила Кэсси. – Чем обязана, сударь?

- Да-да, прошу прощения, госпожа эрнесса, - он улыбнулся с иронией и кивнул

- Господи, поми-и-илуй! – нараспев тянул священник. Советник перекрестился троекратно и поклонился образам. Потом вновь повернулся к княгине.

- У меня к вам разговор чрезвычайной важности, - прошептал ей на ухо. – Служба долгая. Не пройтись ли нам на воздухе? Здесь, сами понимаете, неудобно. После вернётесь, если пожелаете.

- Почему это я должна идти с вами?!

- Потому, сударыня, что дело государственное, а тайной полиции не отказывают. Тем более что беседа предстоит приватная и неофициальная. Почти. Дружеская, можно сказать, беседа.

- Что ж, коли так, извольте, но в высшей мере это всё странно и неучтиво!

- Мы, солдаты на государевой службе, народ грубоватый, - согласился Тайный. – Зато прямой и честный.

Они вышли на улицу, где Кэсси почувствовала немалое облегчение от свежего морозного воздуха.

- Слушаю вас, сударь. Только, если можно, покороче. Мне нездоровится. Я хотела бы вернуться домой.

- Так едемте! Я вас провожу и по дороге изложу самую суть, дабы не утомлять вас. Сапожки у вас на тонкой подошве, сударыня эрнесса. Немудрено, что вы простудились. В такую зиму валенки носить не зазорно даже господам!

Он помог ей сесть в экипаж и устроился рядом.

- Езжай потихоньку к Васильевскому, голубчик, - скомандовал ямщику, и коляска тронулась.

- Даже не знаю, с чего и начать?

- С главного! И покороче, как обещали, господин тайный солдат государевой службы.

- О!  - он засмеялся. – Простите, я не представился. Меня зовут Троицкий. Карл Ефимович Троицкий. Дело, с коим я встретился с вами, касается господина Архитектора Веласто. Известен ли вам, сударыня, род его деятельности?

- Разумеется!

- Я имею ввиду не строительство ледяных замков и прочих игрушек. Другая его деятельность, направленная против государства, царя, устоев общества. Известно ли вам?

- Что вы такое несёте, сударь?! Это же немыслимо! Князь кристально честен и лоялен! Да как вы смеете обвинять его!

- Значит, не знаете, - спокойно заметил Троицкий. – Не знаете, что он – еретик, готовит бунт, а возможно даже покушение на государя. Он преступник, сударыня.

- Господи, да в своём ли вы уме?! Такие слова говорите!

- Поверьте, сударыня. Я не первый год на службе и всегда знаю, что говорю. Мы давно наблюдаем за ним и кое о чём  осведомлены.

- Если ж смеете обвинять его, если он виновен, то к чему секреты?! Пусть ответит пред судом, по закону!

- Не так всё просто, эрнесса. Того материала, что у нас есть, недостаточно для официального обвинения, а князь хитёр и осторожен. Кроме того, он пользуется весом в обществе. Если мы начнём процесс против него, возможны волнения и возмущения, особенно со стороны Архитекторов. А это, знаете ли, чревато. Ни к чему нам всем гражданская война. Тем более сейчас, когда  мировая политическая арена и так неспокойна.

- От меня-то вам что надо?

- А вот вы, сударыня, помочь можете. Всем. И Отечеству, что главное!

- Не понимаю.

- А тут и понимать нечего. Да и дело-то пустяшное. Вот пузырёк возьмите, – он протянул ей округлый сосудик тонкого стекла, наполненный зеленоватой жидкостью. – При случае уроните его перед ним. Невзначай. Не на мягкое, конечно, чтоб разбилось наверняка. Тут эфир-с, очень летучая жидкость. Только сами не забудьте отвернуться. Да, если и вдохнёте, не страшно. Чихнёте пару раз – и всё. Не на человека рассчитано.

- Вы… вы убить его мне предлагаете?! – с ужасом прошептала Кэсси.

- Господь с вами! – замахал руками Тайный – Помилуйте! Что вы?! Нет, конечно! Просто он после изменится. Станет покладистым, о крамоле всяческой забудет. Улыбаться будет. Да-с… А убивать – ну что вы?! Мастер он великий, неразумно лишаться такого.

- То, что вы затеяли, низко и подло, - возмутилась Кэсси. – Вы – мерзкий человек! Я не желаю более знать вас! Остановите коляску. Я выйду.

- Вы правы, княжна, - грустно, без малейшей обиды на резкие слова, произнёс Троицкий. – Я подлый, пользуюсь методами, кои у приличного человека вызывают омерзение, но у меня такая работа – заботиться о порядке в стране и покое граждан, а тут уж извините, - он развёл руками, - выбирать не приходится. Если б вы только знали, сколько грязи вокруг! Если б знали…!

Он вздохнул.

- Поверьте, я не стал бы впутывать вас, коли б сам справился, коли  мой человек хотя бы приблизиться мог к нему, покуда он щупалы свои в ход не пустит.

- Вы говорите о моём муже, сударь! Будьте же хоть толику приличны! Или вам это вовсе не свойственно? С вашей-то деятельностью!..

-  Муж! Милая! Ни одна конфессия, ни одна церковь не признает законным брак девицы с нелюдем! Он нелюдь, княжна, он монстр, чудовище! Жестокое чудовище! Видели б вы… Ну да не буду пугать. Я понимаю, вы жалеете его. Это по-божески. В конце-концов и пёс безродный заслуживает толики тепла, а уж Архитекторы!.. Человек - понимаете? – человек создан по образу и подобию Бога! Все остальные – это просто твари, призванные служить. Вот и пусть служат!.. Хотите держать его при себе, ради Бога! Хотите замуж выйти, за человека, разумеется,  – никто слова не скажет, да ещё женихи в очередь выстроятся! С вашей-то красотой  одна не останетесь! Я и сам готов-с! Хоть завтра!

- Вы забываетесь, сударь!

- Простите, - без толики раскаяния ответил Троицкий.

- Если вы закончили, - сухо произнесла Кэсси, - нам пора расстаться. И навсегда, полагаю.

- Этого обещать не могу, но на сегодня мы, пожалуй, закончили. И передавайте привет батюшке. Думаю, вас огорчит, если он внезапно заболеет, или упадёт ненароком и что-то себе сломает… В его возрасте это чревато, знаете ли! Разбойники, опять же пошаливают в лесах. Из беглых-то… Но, если будете покладистой, ничего не случится… Честь имею!

С этими словами он на ходу выпрыгнул из коляски, оставив княжну в смятении и горестном размышлении.

Князь вернулся домой в ужасном расположении духа. Он был мрачен, как никогда. От обеда отказался. Улёгся, не сняв обуви, на кушетку в гостиной и молча уставился в потолок.

- Что случилось? – Кэсси присела на краешек рядом. – Ты опять нездоров?

- Нет, всё в порядке, - он взял её ладонь, поднёс к губам. – Просто  царь отказал мне.

- Отказал в чём? И почему? И стоит ли расстраиваться так сильно?

Князь сел резко, запустил руки в свои кудри…

- Я просил только свободный выезд! Во Францию. На месяц, не более!

- А с каких пор тебе запрещено покидать Россию? И почему? Вот новость!

- Запрещено, -  вздохнул он. – Царь обещал подумать, принять решение после выполнения работ. А сам посулил только денег. Как будто мне нужны его деньги!

- А что же ты хотел за границею? – осторожно спросила Кэсси. Сомнения начали одолевать её при мыслях о разговоре с Троицким. Что, если он прав? Хоть в  чём-то?

- Встретиться с одним математиком, учёным. Профессором  Ла Форшем. Для разрешения вопроса по научной теме. Однажды я послал ему письмо с нарочным, с просьбой приехать, коль скоро сам не могу. Ответ был, что профессор стар и не выезжает. Если что-то надо, пожалте к нему в гости лично! А вот с этим-то и загвоздка, как и с перепиской, которая тотчас прекратилась после его первого ответа.

- Не понимаю, разве математик замешан в организации государственных переворотов и преступлениях? - покачала головой Кэсси. – Почему же тебя не пускают? А нет ли в таком случае в России нужного тебе профессора?

- В России нет. Во всём мире нет. Только один Ла Форш занимается теорией поля и достиг серьёзных успехов.

- Но, может, кто-нибудь вместо тебя съездил бы? Я, например?

- Дорогая! – он обнял её. – Ты настоящий друг мне! Только, даже если тебе удастся выехать, помочь не сможешь. Очень сложный вопрос, а ты ведь не занимаешься теорией поля.

- А что же это? Это опасно кому-нибудь? Или богопротивно? Твои исследования?

- Да.

- Значит, правильно тебе не разрешают заниматься! Почему же ты не хочешь жить спокойно?! Зачем всё? Зачем?! – она высвободилась из его рук и умоляюще смотрела.

- Зачем? Помнишь наш разговор о будущем? Мы не договорили тогда. Я не сказал тебе всего. Помнишь ли?

- Помню.

- Я хочу исправить ошибку Вселенной. Вернуть мир к моменту изгиба в Мироздании, чтобы человечество могло идти своим путём, а мы – своим. В разных мирах. У себя дома. Люди снова научатся творить, и угасание цивилизации перестанет грозить им.

- Ты сказал – опасно!..

- Опасно, если я ошибусь в расчетах, и схема вызовет взрыв дома. Опасно для тех, кто будет здесь находиться. Но перед запуском, конечно, я удалю отсюда всех.

- А сам останешься?!

Князь виновато развёл руками.

- Кому же могу поручить включить своё устройство?

- Страшно-то как, Серж! Оставь, прошу! Оставь всё это! Забудь! Ну, почему ты должен заботиться о каком-то будущем, кое невесть когда ещё и настанет? И настанет ли? Может, обойдется! Может, ошибся ты?

Он обнял её.

- А со мною, что будет, ты подумал?!

- Ты уедешь к отцу, - сказал тихо. – Я отписал содержание достаточное и для тебя, и батюшки, и всей вашей семьи. Нуждаться вы не будете никогда.

- Да разве ж я об этом?!.. – она кусала губы.

- Выйдешь замуж за хорошего человека, - продолжал он. – Будешь счастлива… Ну вот, ты опять плачешь! Перестань же!

- «За хорошего человека»! Ты говоришь совсем как господин Троицкий, - всхлипнула она. – Только меня вы не спрашиваете! Чего же я-то хочу!

- Какой ещё Троицкий? – нахмурился князь. – Кто это?

Кэсси рассказала ему о беседе с тайным советником. Веласто слушал молча, очень внимательно.

- Покушение на царя?! – удивился он. – Может, этот Тайный сказал, и зачем мне это? А то никак в толк не возьму!

- Он сказал, что то, чем ты занимаешься, опасно до крайности! Что ты – бунтовщик и еретик; покушаешься на спокойствие в обществе, на его устои.

Князь нервно ходил по зале взад и вперёд.

- Так вот, в чём дело! – вдруг остановился. – Я понял, чего они боятся! Понял, почему меня заперли здесь! Я, видишь ли, имел неосторожность довести до государя, рассуждения свои о будущем цивилизации!..

Он снова в возбуждении заходил по зале.

- Они боятся, что у меня получится! Боятся и не хотят ничего менять. Это ж так удобно, когда не надо ни о чём думать, ничему учиться! Когда все блага слуга – Архитектор принесёт готовыми! Неважно, что при этом деградирует разум. Главное – покойно и сытно!

- Стращал ещё, что с батюшкой может что-то случиться, если я ослушаюсь, - упавшим голосом добавила Кэсси.

- Вот что, милая, - князь подошёл к ней. – Немедленно собирайся. Ты тотчас же едешь в имение. Я найму охрану и ни к тебе, ни к батюшке твоему на пушечный выстрел никто не приблизится.

- Я никуда не поеду, - решительно ответила Кэсси. – Пред богом и людьми я дала слово разделить твою судьбу, каковой бы она ни была. И, если суждено погибнуть…

- Ну, зачем так? – он вновь заключил её в объятия. – Я не собираюсь погибать. Всё получится!

- Тем более не поеду!.. Мне очень страшно, Серж, - созналась она, - но без тебя страшнее стократ. Вдали от тебя я не мыслю жизни своей!.. И будь, что будет, только   против  воли  ты меня никуда не отправишь!

 

*   *   *

 

 

- Могу ли я взглянуть на ту таинственную схему, которую так царь боится?

- Изволь, коли хочешь, покажу. Секрета нет.

 

Они спустились в подвал, где стояло знакомое Кэсси кресло подле стеклянной дуги с переливающимися внутри цветными искрами.

- Так это – она?! Я думала, просто украшение для бюро. За таким батюшка сидел, когда бумаги деловые отписывал… А это зачем? – она коснулась гладкой зеленоватой рукояти, с двух сторон скреплённой с металлическими рёбрами, полированными и блестящими.

- Это контактер. Чтобы установку включить, надо нажать на него и повести вниз.  Но только после главной настройки. А  вот с нею-то у меня и беда…

Он подошёл к столу с чертежами. Задумался.

- Малахит? – Кэсси погладила прохладную рукоять, улыбнулась. – Не можешь ты, чтоб сделать некрасиво!.. Скажи, а как это будет выглядеть, если ты закончишь всё-таки? Что произойдёт? Взрыв?

- Нет, - немного рассеянно ответил князь, всё ещё погружённый в раздумья. – Но изменится история. Пойдёт своим путём, без нас… Архитектурой и прочим  будут заниматься люди… Милая, не могла бы ты подойти и объяснить, что это?

- Где?

Кэсси покинула удобное кресло.

- Ах, это? Прости, Серж, я на днях заходила сюда, ну и увидела бумаги твои. Показалось мне, что вот на этой  рисунок не окончен. Бабушка моя была кружевницею, талант великий имела к рукоделию и перед началом работы узор для новой вещи на бумаге изображала. Так легче его потом плести. Учила меня, но с кружевом не заладилось, хотя то, как рисовала она, было понятно, и главные правила я усвоила. Ну, вот и показалось мне на миг, что у тебя тут – один из бабушкиных узоров, да только не до конца. Не хватает чего-то. Я и дорисовала, как представилось.

Она улыбнулась виновато.

- Прости, дорогой. Знаю, что это глупо. После стереть собиралась и вернуть всё к прежнему виду, да забыла. Я всё испортила, да?

Князь молча вглядывался в причудливые завитки на своём чертеже.

- Позволь мне всё исправить.

- Нет-нет, погоди, - отвёл он её руку. - Могу я спросить, почему ты именно так изобразила?

- Бабушка учила, что при взгляде на узор не должно ощущаться тяжести, сложности рисунка. Взгляд чтоб скользил без затруднений, а это достигается равновесием элементов и их симметрией.

- Равновесием говоришь?… Равновесие… Ну, конечно! Твоя бабушка – чудо! И ты с нею! Милая, ты подсказала мне решение! Сам Ла Форш не смог бы сказать лучше! Теперь должно получиться… Уравновесить схему! Всё верно!... Но ты огорчена? Чем же? Ты помогла мне!

- Как видно, - сникла Кэсси. – Только это совсем не радует. Ведь если б Троицкий уверен был, что замысел твой не исполнится, отстал бы от нас.

- Это вряд ли, - князь опять помрачнел. – Слишком я государю неудобен. Рассуждаю много. Нет, чтоб только  работать, как и положено слуге!.. Прости, дорогая, не оставишь ли ты меня на время? Я должен подумать.

 

Несколько дней князь почти не выходил из своего подвала, работая и днём и ночью, что-то вновь пересчитывая, переделывая, меняя и достраивая в своей стеклянной конструкции.

Кэсси в душе надеялась, что у него всё же ничего не выйдет, одновременно желая мужу успеха. Она мучилась сей противоречивостью, ругала себя, плохо спала, но на неоднократные предложения князя отправиться в имение отвечала решительным отказом. Сама тоже никуда не выходила, гуляла изредка во внутреннем дворике и большей частью сидела у окна. Она выписала несколько фунтов пушистой отбелённой  пряжи  и вязала супругу душегрею с высоким воротом – по последней парижской моде. Единственным отличием от правил были прорези на боках – по три в ряд с каждой стороны…

Троицкий более не объявлялся, никто их не беспокоил, и казалось, всё вошло в норму, в привычную колею. Кэсси подумывала, не вернуться ли им к светской жизни, не приглашать ли гостей? Не то, чтобы затворничество тяготило её, но как-то непривычно было и подозрительно, когда молодая чета живёт столь скрытно и уединённо. Могли пойти слухи и толки.

Выбрав день, когда князь почему-то не спустился как обычно вниз, Кэсси поведала ему о своих мыслях и сомнениях. Веласто неожиданно согласился.

- Конечно, дорогая, конечно, поезжай к кому-нибудь в гости. Или в театр. Развлекись, отдохни. Навести батюшку. Он письмо прислал. Я не говорил? Пишет, что здоров, но скучает очень. Так что, поезжай. Завтра же. Я слуг отпустил на два дня, так что тебе тем более лучше будет поехать.

- А почему одной? Ты как же?

- Я позже приеду. Как только освобожусь.

- Серж, - тихо произнесла Кэсси. – Серж, посмотри мне в глаза.

Он спокойно выдержал её пристальный взгляд, но она не смутилась.

- Ты собираешься испытывать свою схему? Скажи мне правду!

Он взял её за плечи, поцеловал. Потом вздохнул.

- Тебе лучше уехать.

- Нет!

- Ты должна.

- Нет!

- Я не уверен, что  вышло так, как задумывалось. Случиться может всякое. Неужели ты не боишься?

- Боюсь. Очень! Только я буду с тобой. Желаешь ты или нет.

- Это неразумно.

- Думай, что хочешь.

 

В дверь грубо забарабанили. За окнами первого этажа замельтешили серые тени. Зазвенело разбитое стекло. В дыру просунулась винтовка, раздался выстрел. На стене образовалась безобразное отверстие и зашуршала осыпающаяся  штукатурка.

-  Что это?!

- Беги вниз! – скомандовал Веласто и бросился следом за ней, по пути запирая все двери.

- Кто это, Серж?! Чего им надо?! - оглянулась на ступеньках, ведущих в подвал  княжна.

Входная дверь распахнулась, и в залу посыпались вооружённые солдаты. Затопали грубые сапоги, сминая и пачкая ковры, разбивая полы наборного паркета. Срывались занавеси, вываливались из шкафов книги, разбивалась коллекционная посуда, - ничто не уцелело перед натиском тупой силы, крушащей всё из одного злобного инстинкта разрушения, инстинкта толпы.

 

- В углу, за мешками есть маленькая дверь. Там выход в соседний переулок…

Ужасающе громко захлопали, загрохотали выстрелы. Резко запахло порохом и потом, когда вооружённые солдаты в серых шинелях начали вваливаться в дверь.

- Кэсси, на пол! Живо! – крикнул князь.

Свернувшись калачиком за гнутой резной ножкой стола, Кэсси, обхватив голову руками, зажмурилась, чтобы не видеть, как со свистом проносятся над нею чёрные  жгуты, выбивая оружие, расшвыривая по сторонам орущих от страха и ярости людей.

Лязгнул засов.

- Ты в порядке? – Князь вытер пот со лба.

Потом раздался глухой удар, звук падения. Захрустели осколки под чьими-то неторопливыми шагами, странно спокойными шагами…

Кэсси открыла глаза и увидела на полу распростёртое тело мужа. Длинные кудри его медленно краснели, пропитываясь кровью. Княжна онемела от ужаса.

- На затылке  глаз нет, - Карл Ефимович Троицкий отбросил деревянный брус, что держал в руке, и прошёлся по подвалу со следами битвы. – Это хорошо, что нет.

Голос у него, как всегда был ровный и даже скучающий, словно бы обладатель его заранее знал исход и ни секунды не сомневался в собственном успехе.

Кэсси на четвереньках, с бьющимся сердцем подползла к телу мужа, перевернула его на спину и приложила ухо к груди…

Жив! Благодарю тебя, Господи! Жив! Не убил негодяй. Оглушил только.

Троицкий наклонился, поднял валяющийся на полу пистолет, театрально вскинул его, заложив левую руку за спину. Прицелился… Кэсси замерла, но Тайный не стал стрелять. Он опустил оружие и углом рта улыбнулся.

- Не бойтесь, княжна...

В дверь забарабанили, но крепкий засов пока ещё держался. Надолго ли?

- …жизнь ваша мне не нужна. А с математиком вашим разобраться придётся. Пару вопросов задать. Ишь, гений какой! Жизнь решил перевернуть! Непотребство, однако.

Он поднялся по лестнице, взялся за петлю засова.

- А вы уходите. И побыстрее. Дверка потайная вон там. Рассерженные солдаты, знаете ли, плохо воспринимают приказы. Пострадать можете безвинно.

Кэсси нервно шарила по полу в поисках хоть какого-нибудь орудия защиты, хоть какой-никакой палки и вдруг нащупала в кармашке платья маленький пузырёк, что когда-то Троицкий сам же и сунул ей. Отчего не выбросила сразу, княжна не знала, а потом и вовсе забыла о страшной склянке.

Тайный советник потянул засов и тот, хотя и туго, с трудом, но начал поддаваться.

- Вы – мерзкий грязный человечишка, - прошептала Кэсси. – Вы и кончика мизинца его не стоите с вашей липовой заботой о благе.

Засов противно заскрипел и княжна, размахнувшись, неожиданно для самой себя швырнула пузырёк с эфиром в Троицкого. Склянка разбилась об угол кирпичной кладки, прямо перед его носом. И тут же зелёное облачко обволокло голову Тайного. Тот в ту же секунду обмяк, схватился за шею и рухнул на колени, пытаясь вдохнуть. Из его горла вырвалось сипение.

В дверь продолжали молотить с удвоенной силой. Гул невнятных голосов перемежался криками: «Отворяй, Антихрист!!»…

 

Кэсси подхватила мужа под мышки и со стоном – тяжёлый какой, Господи! – потащила к креслу  перед стеклянным секретером. Огоньки в нём стали гуще, ярче и уже не хаотично, а строгими рядами перебегали по дугам, чем-то навевая воспоминания о новогодних праздниках…

Отдышалась немного, вглядываясь в бледное, перепачканное, самое прекрасное лицо в мире. Похлопала по щекам.

- Открой глаза, Серж!.. Ну же! Очнись... Вот, молодец! Я же знала – знаю! – что всё будет хорошо! Обязательно!.. Слушай меня. Не так я хотела тебе сказать, не так!  Но что уж теперь?.., - она всхлипнула, - Я не покину тебя! Никогда! Не покину,  что бы ни случилось! Разделю твою судьбу! И сын твой – слышишь?! – твой сын не будет расти без своего отца!..

Засов задрожал, жалобно звякнул последний раз, и дверь распахнулась. Кэсси с молчаливым осуждением глянула на врывающихся в подвал солдат, положила руку на малахитовую рукоять и резко нажала её вниз…
Прочитано 14659 раз

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

Последние коментарии

  • Магазин, в котором есть всё

  • Я ПРОТИВ БЕЗГРАМОТНЫХ ТЕКСТОВ.

    • Елена
      Нравится мне читать такие замечания - уроки. Спасибо, конструктивно!

      Подробнее...