Беспредел эгоизма

Оцените материал
(2 голосов)

 — Эй! Привет. Подвезти?
Вообще-то, обычно Николай брать попутчиков не любил, но ехать сегодня было особо одиноко — за последний час не встретилось ни единой машины. Да и жалко просто стало еле идущего пешехода — сегод¬ня над трассой стелилось адское пекло.
Мужчина же от его голоса будто проснулся: вздрогнул, остановил¬ся, удивлённо повернул голову. И отпрянул в сторону. Выставил, за¬щищаясь, вперёд руку и торопливо начал отнекиваться, демонстративно отводя взгляд:
— Нет-нет, я пешком. Не надо, проезжай. Не хочу я ехать.
Николай обиделся. Конечно, «ЗАЗ» — не бог весть какая машина, но и не велосипед же! К тому же совсем недавно он её всю перебрал, покрасил, усовершенствовал.

— Садись, говорю!
— Нет-нет-нет.
Пешеход закрыл лицо руками и быстро пошел вперед, всем видом выражая нежелание иметь с водителем «ЗАЗа» никаких дел. Но тот та¬кой отказ уже воспринимал как личное оскорбление. И опять догнал пешехода, клянясь про себя, что за баранку больше не сядет, коли не усадит того в машину.
— Садись, не дури! До ближайшего поселка ещё километров шесть.
Ноги-то не казенные, а на колесах быстрее будет.
Мужчина замедлил ход, чуть отведя руки от лица покосился на ползущий рядом «Запорожец». Но почти сразу замотал головой:
-Нет, не-ет, не-е-ет...
И тут в вязком душном воздухе над дорогой, который не мог даже поколебать шум мотора, звонко раздался резкий хлопок. Машина сразу накренилась вправо, дважды дёрнулась и застыла.
Негромко чертыхаясь, Николай быстро вылез наружу. Все его мысли в этот момент занимала досада на собственное ротозейство, однако, обходя машину, он обратил внимание и на пешехода. Тот застыл на месте одновременно с «Запорожцем» и сейчас, стоя в нескольких шагах впереди, мелко дрожал и всхлипывал, непрерывно что-то лепеча.
— Опять, опять... проклятая судьба... я больше не могу... — Прислушавшись, расслышал Николай, но не придал этому значения. Его куда больше заинтересовал факт не проколотой, а разорванной в клочья шины.
Не находя этому объяснения, он отложил загадку на потом и от¬крыл капот.
— Эй, отец! — Крикнул он мужчине, выволакивая запасное колесо. — Помоги, в долгу не останусь.
— Я не должен причинять людям вред, — неожиданно четко и громко произнёс тот и, так и не обернувшись, снова пошел вперёд.
«Ну уж нет, — со злостью подумал Николай, — так просто ты от меня не отделаешься!»
— Стой! — Он быстро пробежал разделявшие их расстояние и схва¬тил мужчину за руку. — Ты чё дичишься? Я ж не кусаюсь. Помоги только колесо поменять, и я отвезу тебя, куда пожелаешь.
— Я не должен... — Со слезами в голосе простонал мужчина, отры¬вая руки от лица и роняя наземь небольшую сумку. — Я не могу ехать с тобой.
— Да ты не волнуйся, ехать я буду совсем тихо, осторожно. Ям далее совсем немного, я все их знаю и все буду объезжать, — произ¬нёс Николай, постаравшись вложить в голос максимум доброты и заботы, несмотря на охватившую его лёгкую брезгливость.
Нет, лицо пешехода не было ужасным. Наоборот, здорового цвета, чистая, недряблая кожа, правильные черты, почти полное отсутствие морщин, ровные и густые седые волосы, красиво обрамлявшие круглую, покрытую ровным загаром лысину вызывали даже желание написать порт¬рет. Но всё впечатление портили глаза. Небольшие, бледно-карие, сле¬зящиеся и непрерывно мечущиеся взглядом по сторонам, они сразу прев¬ращали почти элегантно выглядевшего мужчину лет пятидесяти в пре¬клонного возраста старика, цепляющегося за свои «золотые» годы.
Николай пожалел, что не остался у машины. Но от своих клятв он никогда не отступал и потому, не тратя времени впустую, выдвинул главный аргумент:
— Я в салоне включу кондиционер. Будет совсем не жарко.
Глаза старика (а иначе его Николаи уже не воспринимал) переста¬ли дёргаться и как-то неуловимо изменились. Он посмотрел на автомо¬биль. Но в следующую секунду его лицо страдальчески скривилось:
— О-о, не-е-ет...
Николай тоже посмотрел на свои «Запорожец». Белая машина стояла у обочины, кренясь на правый бок, капот раскрыт, спереди к бамперу прислонено запасное колесо. Словом, вполне обыденный вид.
И тут: БА-БАХ!!!
Благодаря некому шестому чувству, Николай успел чуть пригнуться и полуразвернуться прежде чем его настигла волна раскаленного воз¬духа. Прокатившись кубарем метра четыре, он поднялся далеко не сра¬зу, оглушенный наполовину грохотом, наполовину — самим фактом слу-чившегося. А, поднявшись, впился в автомобиль неверящим взглядом.
«Запорожец» горел, что шашка магния. Языки синеватого пламени столь яростно пожирали его, что жар достигал даже Николая, стоявше¬го метрах в пятнадцати! Машина сгорела в считанные минуты. Причем, совсем без дыма!
«Двигатель не выключил?» — Мелькнуло в абсолютно опустевшей от шока голове. В ответ рука чисто машинально полезла в карман штанов и предъявила его взору целую и невредимую связку ключей.
Снова, переведя взгляд на черный остов автомобиля, он подметил странную деталь: несмотря на искореженный жаром металл, было очевид¬но, что центр взрыва находился в салоне. Крыша была выгнута и ра¬зорвана, капот, сломав стойку, захлопнуло, одна дверь была распах¬нута и изогнута, вторая валялась в поле, а обугленный обод запасно¬го колеса всё так же упирался в остатки бампера.
— ...нет-нет-нет-нет... — С возвращением дара слуха донес¬лось до Николая.
И только тут он осознал, что старик по-прежнему стоит там, где и был минутами ранее. Стоит живой и совсем невредимый, только вид у него расстроенный. Будто не взрыв прогремел в двадцати шагах, а душещипательное кино ему показали.
Ох, какая злость тут обуяла Николая! В три прыжка он подскочил к пешеходу, приподнял того за грудки и принялся трясти, с пеной у рта изрыгая на него водопад нецензурной брани. А старик болтался в его руках безжизненной куклой, смотрел неотрывно ему в глаза и без¬звучно плакал. Возможно это, да ещё выражение вины на его лице, и вернуло Николаю способность рассуждать здраво.
Замерев, он попытался этим самым здравым смыслом объяснить про¬изошедшее. Не смог. Здравого смысла хватило лишь на безвыходное:
— Говор-р-ри!
— Я не должен ездить, плавать, летать, я не могу ни с кем об¬щаться, я всем завидую, я всем приношу вред... — «Прорвало» старика.
Находясь по-прежнему в подвешенном состоянии, он сиплым шёпотом говорил всё быстрее и быстрее, так что вскоре Николай вообще пере¬стал различать слова в исторгаемой им какофонии звуков. Единствен¬ное, что он смог понять — то, что во взрыве действительно виновен старик. А здравого смысла, отказывавшегося прояснить саму возмож¬ность подобного, едва хватило, чтобы сдержать вновь обуявшие его мстительно-разрушительные эмоции.
Лишь в одном сошлись все грани его психики:
— Это ты... милиции расскажешь!
От такого заявления пешеход ожил. Активно завертелся всем телом, теперь уже вполне членораздельно громко протестуя:
— Я не могу идти в милицию! Я всем приношу вред! Отпусти меня! Мне нельзя в милицию! Мне нельзя к людям!
Держать на весу дёргающегося старика было неудобно, да и руки уже устали. Поэтому Николай позволил ему полностью встать на землю, но хватки не ослабил. Старик же ненадолго замолчал, а затем, зыркнув исподлобья, с неожиданной угрозой вымолвил:
— Отпусти.
Николай, естественно, и не подумал этого делать. В ответ пешеход вновь неуловимо переменился в лице и глянул ему под ноги. Тут же Николай почувствовал, что тонет. Не веря чувствам, посмотрел вниз... и увидел, что уже по щиколотку врос в землю. И его с каждой секун¬дой засасывало всё глубже.
С испуганным вскриком Николай, невольно выпустив рванувшегося в сторону старика, с чавкающим звуком вырвал одну ногу. И ещё се¬кунд пятнадцать вытаскивал вторую, сразу ушедшую в землю по колено. Выбравшись на вполне незыблемый асфальт, он неверяще уставился на полуметровый круг сероватой пыли, медленно проседающей в том самом месте, где он только что стоял.
Здравый смысл опять «отключился» и Николаем, начавшем растерян¬но озираться, руководили одни эмоции, когда он увидел метрах в ста впереди виновника его несчастий. Впрочем, когда, догнав, он схватил того за рукав, при первом же взгляде последнего эмоции отступили перед естественным инстинктом самосохранения.
— Подожди... Ты не можешь уйти... Ведь машина и ты... — Залепе¬тал он первое, что пришло на ум.
Взгляд старика с угрожающего переменился на сочувственный. Он мягко отстранился от нерешительно протянутой к нему руки, переведя взгляд куда-то в сторону, с болью в голосе тихо сказал:
— Оставь меня. Общение со мной опасно. — И опять пошел вперед.
Мысли Николая суматошно заметались, разрываясь между желаниями вернуться к остаткам «Запорожца» и ждать любую машину или любой це¬ной удержать виновника катастрофы, или не приближаться к старику ради собственной безопасности. Но не успел пешеход отойти и на 50 метров, компромисс был найден: нужно идти с ним, во всём ему по¬такать, незаметно подвести к милиции и сдать.
— Эй, отец! Подожди!
— Не приближайся! — В глазах обернувшегося ясно читалась... затравленность.
Николай выставил вперед руки и замахал ладонями.
— Ладно, ладно, я не в обиде на тебя, я всё равно вскоре новую машину покупать собирался. Но попутки, как видишь, нет, ближайший поселок впереди, вместе идти веселее.
Старик безразлично качнул плечами и, не говоря ни слова, продол¬жил путь. Николай поплелся следом, мучительно размышляя как и когда завязать разговор.
Спустя минут семь молчания и напряженных раздумий он невольно начал присматриваться к попутчику. Сухощавый. Рост около метра шести¬десяти, точнее не сказать из-за сгорбленности. Одежда — вся довольно старого фасона и скорее подошла бы для более прохладного сезона, но вся на удивление чистая, даже свежая. Походка неторопливая, если не сказать медленная. И бесцельная. Именно так, будто он оставил всё позади и впереди не ждет ничего. Голова опущена, ноги слегка запле¬таются, руки висят как плети. Руки...
— Эй, отец! А сумка? Твоя сумка-то?
— Другую найду, — безжизненным голосом отозвался попутчик, не изменив ни на мгновение ни вида, ни скорости ходьбы.
— Может, поделишься, что у тебя за беда? — Чуть помедлив, осто¬рожно поинтересовался Николаи.
— Беда одна — ошибка юности. — Старик остановился, пристально поглядел на него. — Тебе-то какой толк знать про это?
— Я сам ещё молод, мне только двадцать два. — Николай неуклюже выдавил смешок, но затем снова заговорил серьёзно. — И учиться на чужих ошибках удобнее, чем на собственных.
Старик помолчал, как бы соглашаясь с доводом, и возобновил не¬спешное движение вперед.
— И мне тогда лет было столько же... Жил я припеваючи, голову на плечах имел, будущее сам себе обеспечивал. Лишь один грешок за мной водился: вороват я был. Это меня и сгубило...
Николай, шагая сейчас вровень со стариком, ясно видел, что тот уже отстранился от всего мира стеной воспоминаний, его негромкое бормо¬тание было лишь комментированием всплывавших в памяти картин.
— Ехал я в тот раз из Москвы, когда на одном полустанке поезд неожиданно встал надолго. Я как раз любовался поблёскивавшими в пос¬ледних лучах заходящего солнца шатрами цыганского табора, когда про¬водник объявил, что путь продолжим ровно через двадцать пять минут... А через неделю в мою дверь постучалась цыганка. Не грозилась, не кри¬чала, спросила только: зачем украл? А я пьян был... Расхохотался ей в лицо: «Потому что жить люблю лучше всех». А она: «Ну и живи». Сво-лочь, испоганила мне всю жизнь... Нет мне ни дня покоя...
Николай вначале слушал внимательно, затем вполуха, а после, приотстав, и вовсе перестал обращать внимание на бессвязную болтовню попутчика. Он не раз пожалел, что связался с маразматиком, произо¬шедшее совсем недавно уже казалось туманным кошмарным сном. А сейчас ему было противно, противно и жарко. Он буквально истекал потом и с завистью смотрел на абсолютно сухие спину и лысину попутчика.
А тот всё бормотал и бормотал, совершенно не замечая, что слуша¬телю откровенно наплевать на то, что его на второй день бросила лю¬бимая. На то, что его чуть не сожгли на костре односельчане, что его посадили за рассыпавшуюся «Волгу» какого-то начальника, что он уже сорок лет путешествует пешком, нигде не задерживаясь дольше, чем на сутки. До Николая в лучшем случае долетало одно слово из пятидесяти, он с нетерпением оглядывал дорогу и поля впереди в поиске желанного поворота.
Наконец, справа завиднелись крыши домов, и он безошибочно опреде¬лил: до долгожданной развилки около километра. То есть, ещё полчаса такой ходьбы. Самое время «взяться» за старичка всерьёз.
— Так значит, ты — носитель проклятья? — Бесцеремонно прервал он мемуарный монолог попутчика.
— Да, я проклят, — отозвался тот, не выходя из вихря воспомина¬ний.
— Так в чём же оно заключается? — Повысив голос, уточнил Нико¬лай, чертыхаясь про себя.
— Что? — «Очнулся» старик. А выслушав вопрос еще раз, ответил:
— На мне проклятье эгоизма... или зависти. Я завидую всему, что ни увижу. И это что-то теряет свои качества или сразу разрушается. А условия моей жизни улучшаются. Действительно, теперь никто не жи¬вёт лучше меня. Никто, кого я вижу.
Николай, закатив глаза, помянул всех чертей и их родственников, однако вслух продолжил крепче завязывать разговор:
— Но ведь тогда, чтобы жить лучше всех, пришлось бы завидовать всем и каждому.
— А я научился сдерживаться. — Попутчик остановился и посмотрел на Николая опять дёргающимся взглядом. — Но это требует больших усилий воли... и не всегда удаётся. Вот, например, уже больше часа рубашка тво-я-я... ой, извини...
Старик быстро отвернулся и снова начал всхлипывать, А Николай краем глаза заметил как с его расстегнутой рубашки отлетела верхняя пуговица. Быстро глянул на землю, пытаясь не потерять её. Машинально провел по рубашке рукой, неловко зацепился пальцем, потянул... и ус¬лышал лёгкий треск. Быстро схватился за место разрыва обоими руками и увидел, как ткань буквально рассыпалась в ладонях. Испуганно хвата¬ясь за рубашку в прочих местах, он удерживал лишь быстро исчезающую труху, а ещё через две секунды стоял уже голый по пояс.
— Так это правда? — Некоторое время спустя, прохрипел он. Старик, не переставая лить слёзы, полным горечи голосом попро¬сил:
— Уйди. Уйди, тебе же лучше будет.
Но Николай уже ничего не слышал. Его захлестнуло осознание выго¬ды такого проклятья, перед внутренним взором с бешеной скоростью замелькали картины мести всем реальным и мнимым врагам, мечты о вла¬дении всеми мыслимыми благами. Его душу распирало восхищение самой элементарностью способа: Просто позавидовать, кому-либо, или шантажи¬ровать этим...
— Оставь меня! Ты слышишь?! Прочь! — Пробил, наконец, ураган его фантазии крик попутчика.
Услышать-то услышал, но не воспринял. Он стоял и смотрел на кри¬чащего старика с откровенной завистью. Такого чувства, столь сильно¬го и всепоглощающего, он никогда не испытывал. А сейчас весь СТАЛ им. Старик что-то кричал ещё, отчаянно жестикулировал, а он только смотрел на него и ЗАВИДОВАЛ...
— Слушай, поверь, мне очень жаль, что так получилось с твоей машиной... и с рубашкой тоже. — Старик уже перестал кричать, перед застывшем в столбняке Николаем. Говорил он теперь спокойно и устало.
— Хочешь, отдам тебе свою? Забирай, мне не жалко.
И он начал снимать с себя рубашку. Перевёл на неё взгляд и Нико¬лай. Он с завистью смотрел, как быстро тот расстёгивает пуговицы, как аккуратно вытаскивает из длинных рукавов руки, как, плотно скомкав, протягивает её вперёд.
Вдруг, его рубашка начала съёживаться. Съёживаться и осыпаться прахом. Оба одинаково изумлённо смотрели на её тление, затем дружно перевели взгляды на кучку праха у ног. Колени старика начали откро¬венно дрожать. А под взглядом Николая на них стали образовываться потёртости, дыры. Вскоре старик остался в длинных шортах с трухля¬выми краями. Над дорогой воцарилась полная тишина.
— Я исцелился, — выдохнул наконец старик.
А подняв глаза на попутчика, только сейчас заметил в его взгля¬де отголосок безудержной зависти. В следующее мгновение он уже бе¬жал по дороге что было сил. И наверняка побил бы все мировые рекор¬ды, если бы так часто не спотыкался под взглядом Николая, полным жуткой зависти такому быстрому бегу...

Прочитано 7818 раз

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

Последние коментарии

  • Магазин, в котором есть всё

  • Я ПРОТИВ БЕЗГРАМОТНЫХ ТЕКСТОВ.

    • Елена
      Нравится мне читать такие замечания - уроки. Спасибо, конструктивно!

      Подробнее...