ЗАНФ Заочная Ассоциация Начинающих Фантастов

Вот уже показались знакомые фигуры всегдашних соседей, надо всего лишь преодолеть поворот... И как раз, на этом повороте бросив взгляд в сторону часов, Эл опешил. Из окна ближайшего небоскреба выскользнуло что-то большое и устремилось ввысь. Что это – было не понятно, потому что из-за начинающего слепить солнца разглядеть не удалось. Эл оступился и вылетел через перила за пределы дорожки на парапет, ударившись головой об ограждение из прозрачного пластика. В глазах потемнело от боли. Через некоторое время, Эл обнаружил себя сидящим. Слегка прикоснувшись к онемевшему лбу, он тупо уставился в одну точку. Потихоньку сквозь шум в ушах стали проступать привычные звуки – стрекот механизмов, шорох одежды. Взгляд Эла сфокусировался. До самого горизонта полыхали расплавленным серебром гигантские заостренные короба небоскребов, соединенные между собой лентами транспортеров и трубами монорельсов. Мир внизу терялся в сероватой дымке, а наверху сновали туда-сюда обтекаемые капсулы флаеров. Огромный механизм, симбиоз людей и машин, шестеренка к шестеренке.
Почему раньше он не видел нелепости, противоестественности этого, принимая слаженность такого союза, как должное? Мир, где все расписано по секундам с первого по последний вздох.
...Кстати, он уже опоздал на работу минуты на полторы. Надо бы сообщить коменданту, что бы выслал замену, а самому наведаться к доктору, вдруг сотрясение.
«Доктор», – Эл внезапно ухмыльнулся. То же самое, что механик. Или слесарь. Подкрутит винтик, и вот уже шестеренка встала на место и завертелась, можно жить дальше. И крутится от рождения до смерти, каждую свою секунду отдавая механизму.
«Вот сижу я тут, – размышлял Эл, – а мир же не рухнул из-за того, что я опоздал. Мегаполис гудит, монорельсы мчат, вон, и пассажиры на транспортерах, как всегда – такие же серые, понурые, со следами хронической усталости на лицах и помятых телах. И солнце светит, никуда не делось». Он посмотрел на светило. Странно, но его яркий свет не жег глаза. Туда бы, к нему. В небеса. Не нужен больше железный гроб мегаполиса, ни бесплатное питание, ни казенная крыша над головой. Найти бы клочок не занятой металлом суши, поселится там и саму о себе заботится. Не быть больше частью этой машины... Машина... А кому она, спрашивается нужна? Этим людям с транспортера? Да вы посмотрите на них! Им надо просто выспаться! Послушать музыку, расслабится.
И тут Эл почувствовал, как все внутри похолодело. Он понял, наконец-то понял!
Пошатываясь, встал. От толпы на бегущей дорожке почти ничего не осталось.
– Люди! – вскричал Эл. Должно быть, первый раз в жизни, он повысил голос, впервые не думал о последствиях. Просто внутри, где-то в груди, сидело нечто большое, давящее, грозящее задушить, если он не выскажется. – Вы думаете, это машины работают ради нас?! НЕТ! Это мы работаем на них! Мы – такие же, как они! Люди, зачем вам это?!
Но почти никто не прореагировал на его крики. Ну, у пары человек поднялась рука покрутить у виска пальцем. Как будто посмотреть, остановиться, ответить все равно, что оказаться заодно с этим психом с перекошенным лицом.
Уже грохотали по парапету подкованные сапоги охраны.
«Вот и все, – с горечью подумал Эл, дрожащей рукой вытирая со лба что-то теплое и липкое. Покосился на пальцы, они были в крови. – Сейчас меня заберут, подкрутят, и засунут обратно».
Он отвернулся и опять посмотрел на солнце.
«Прощай. Возможно, когда меня отпустят, я больше не буду так мыслить, как сейчас, как в этот момент прозрения. Они не церемонятся с психами».
Грохот и тяжелое дыхание людей в униформе было уже прямо за спиной, когда пластиковое заграждение с треском лопнуло. Во все стороны брызнули осколки. Засвистело, загудело, раздались испуганные вскрики, охранникам пришлось отступить и схватится за перила, чтобы их не сдуло налетевшим ветром. Но Эл стоял на прежнем месте, не качнувшись, не пошевелившись, словно дикие порывы каким-то образом обтекали его. Он почувствовал странную легкость, как бывает только во снах. Это непривычное ощущение начиналось где-то под лопатками и приятными волнами расходилось по всему телу. И внезапно он словно проснулся, как будто глаза открылись только сейчас, а дремавший доселе разум вынырнул из каких-то мутных и вязких глубин. Эл увидел каждую заклепку, каждый шов на металле соседнего здания, окна, то, что за ними, и дальше вверх, все флаеры, сидящих в них людей, их лица, складки на одежде. Услышал их мысли, чувства – все, будто бы на ладони. Скрип и скрежет, топот ног, стук сердец. Люди в зданиях, люди на транспортерах, в монорельсах, они все еще были людьми, не машинами, живыми людьми. За доли секунды Эл охватил взглядом и мыслью все пространство вокруг. Хоть он был повернут к ним спиной, но все же увидел, как округлились глаза у одного из охранников, услышал, как сбилось его дыхание и быстро-быстро застучало сердце. Просто, продирая казенную рубашку, резались белоснежные крылья. Элу же было хорошо, как никогда прежде. Ему даже не мешали чужие мысли тысяч людей, звучащие у него в голове. Разве что одна заинтересовала.
«Ну вот, еще один, – думал какой-то человек в здании напротив. – Уже третий за сегодня. И этот улетает... Что с ними делать? Надо будет провести внеплановые учения, тогда не у кого не будет ни сил, ни желания разлетаться».
Эл хотел что-то крикнуть стоящим в изумлении вокруг него людям, но крылья расправились и сами собой сделали взмах, наполненный свободой и счастьем. Подошвы ботинок оторвались от ребристой поверхности парапета, и Эл полетел. Крылья с радостью послушались его, поднимая вверх.
Стремительно уменьшалась изумленная и перепуганная толпа, зависшая в утреннем тумане дорожка, огромные часы, безжалостно отсчитывающие секунды механической жизни.
Улетая к солнцу, Эл от всей души пожелал всем, кто остался в этой металлической дымке, что бы они тоже присоединились к нему. Когда-нибудь...